Познакомились мы с Владимиром Ильичом Шахтиным, когда я работала в комсомоле. Он первым увидел меня в 1974 году. Произошло это в день обмена комсомольских документов в старом здании горкома партии на улице Кирова, где на первом этаже располагался Интинский горком комсомола. Сейчас в этом здании находится музыкальная школа.
В тот день сюда были приглашены десять лучших представителей комсомольского актива шахты «Капитальная» — легендарного в то время угольного предприятия. Начало её успехов было заложено Семёном Штипельманом, о чём я писала ранее.
А в наше время эта шахта называлась «Комсомольско-молодёжной», средний возраст её работников — тридцать лет. При этом она уже носила гордое звание «Шахты коммунистического труда», потому что горняки там, и, правда, очень хорошо работали. О трудовых успехах «Капитальной» известно было не только в республике, но и во всей угольной отрасли страны. Устроиться сюда на работу в то время считалось редкой удачей.
Вот и для Володи Шахтина, выпускника Московского горного института, когда он приехал в Инту, в октябре 1973 года после его окончания, поначалу нашлось на этой шахте место только подземного электрослесаря. Правда, уже через месяц его назначили горным мастером, при этом на самый непростой в то время на шахте «Капитальная» добычной участок №2.
Работа здесь осложнялась горно-геологическими условиями добычи угля, слабой кровлей, которая часто высыпалась, и постоянно возникающими «куполами» до десяти метров. Это когда над механизированной крепью, которая держит пласты, от движения пород пласт дробится на мелкие куски, а они в любой момент могут своей лавиной накрыть и технику, и шахтёров. Разумеется, это очень опасно. Приходилось останавливать добычу угля, и вручную закреплять кровлю.
Но молодой инженер сразу же влился в коллектив, работал с полной отдачей, самозабвенно, а опасная обстановка в лаве заставляла быть предельно внимательным, собранным.
Ещё в школе, а затем в институте Володя Шахтин выделялся среди сверстников своими лидерскими качествами. В старших классах на отчётно-выборном комсомольском собрании именно его избрали секретарём школьного комсомола, отклонив кандидатуру мальчика, предложенного руководством школы, поскольку именно Володе они доверяли, знали его как честного, справедливого и смелого парня. Не раз видели, как он вместе с братом-близнецом Сашей Шахтиным, (все школьные годы они учились в одном классе), всегда защищали тех, кого несправедливо обижали. К тому же Володя хорошо учился, был активистом.
В Московском горном институте, куда он поступил сразу после окончания школы, он тоже не отсиживался в сторонке, был непременным участником всех общественных событий. Так что здесь, на шахте «Капитальная», его тоже сразу заметили и вскоре избрали руководителем комсомольского оперативного отряда. Активного, неравнодушного человека всегда сразу видно.
***
Осенью 1974 года в комсомольских организациях страны начался обмен комсомольских документов. Это была всесоюзная акция, цель которой состояла в том, чтобы провести сверку членов ВЛКСМ, определить «мёртвые души», по разным причинам уже не состоявшие в рядах комсомола. Причины были житейские: кто-то выехал из города и не снялся с учета, кто-то перестал платить взносы. С каждым предполагалось провести собеседование. Но насильно в комсомол в нашем горкоме комсомола никого не затягивали. Организация и без того была большая — больше 14 тысяч, при этом хорошо организованная, боевая.
Мы в интинском горкоме к этой акции готовились весьма тщательно. Для чего к нам в Инту из ЦК ВЛКСМ приезжал Борис Лагутин, знаменитый в то время чемпион мира по боксу. Он был в Инте не меньше месяца. Замечательный человек, очень скромный, большой труженик и чрезвычайно дотошный.
Весь месяц он скрупулезно разрабатывал с нами схемы и разнообразные планы для того, чтобы обмен документов в Интинском горкоме комсомола прошёл не формально. И чтобы не затянулся на годы, поскольку членов ВЛКСМ в Инте было немало. Мы с Борисом Лагутиным даже просчитывали хронометраж нахождения комсомольца в здании горкома от того момента, как он вошёл в здание, до того, когда ему вручат новые документы.
Пишу эти строки, и вспомнился последний вечер перед отъездом Бориса в Москву, когда процедура обмена была полностью готова и первые комсомольцы, что называется, «прошли через неё». В горкоме партии состоялось итоговое совещание, где мы докладывали, как подготовились к обмену комсомольских документов. А потом был скромный банкет. И мы пели патриотические песни, абсолютно искренне веря в каждое слово. Пели все секретари горкома партии: Попов Анатолий Яковлевич, Денисов Геннадий Терентьевич, Гаврилина Тамара Михайловна и мы — секретари горкома комсомола: Басманов Владимир Андреевич, Столяров Юрий Иванович и я. Пели с нами заведующие отделов и инструкторы горкома партии и комсомола. Пел и Лагутин.
Стоя пели мы: «Забота наша такая, забота наша простая, жила бы страна родная, и нету других забот…» Нынешняя молодёжь, возможно, мне не поверит, но каждое слово этой песни не было для нас пустым звуком; и щемящие чувства единения, уважения к стране, преданности Родине, делу — захлёстывали, переполняли душу! Они были так сильны, что хотелось плакать.
***
Но вернусь к истории нашего знакомства с Володей Шахтиным. Он был в числе тех десяти лучших комсомольцев шахты «Капитальная», с которых в городе начался обмен документов. С момента прибытия его в Инту и на шахту прошло больше года.
В тот день, 15 декабря 1974 года, перед началом процедуры обмена, комсомольский актив шахты заранее собрался в фойе первого этажа горкома. Володя стоял в группе парней, когда меня вдруг пригласили, сейчас уже не помню зачем, в горком партии.
Горком находился на втором этаже, и мне пришлось подниматься по широкой парадной лестнице, напротив которой, чуть поодаль, стояли эти молодые люди. Одета я была в короткое, по моде, голубое кримпленовое платье. И старалась идти как-то так бочком, чтобы не привлекать к себе внимание, поскольку фигура у меня не стандартная – широкие бёдра и тогда ещё была узкая талия. Ну, и вроде бы в тот момент прошмыгнула я на второй этаж незамеченной.
Только спустя несколько лет я узнала, что, когда я, стесняясь, поднималась по той самой лестнице, ко мне было приковано всеобщее мужское внимание. И Вова, как самый раскованный молодой человек по причине московского происхождения и красивой наружности, заявил в тот момент своим товарищам: «Этот волнующий персонаж от меня не уйдёт». Сказал-то для красного словца фразу, когда-то в детстве услышанную в компании друзей отца. Но что-то, видимо, уже было
предопределено на небе, потому что и в моей и в его жизни события стали развиваться по новому сценарию.
Спустя два года после того, как он впервые увидел меня, поднимающейся по той самой лестнице, в феврале 1976 года в Центральном Доме Культуры шахтёров проходил расширенный пленум Интинского горкома комсомола. Приглашён был весь комсомольский актив шахт и других городских предприятий, потому что ожидалось событие — вручалось знамя ЦК ВЛКСМ лучшей комсомольско-молодёжной бригаде Рамиза Нургалиева «за выдающиеся успехи в добыче угля на шахте «Интинская», — самой молодой шахте города.
Бригада эта гремела своими рекордами не один год. А имя Рамиза Нургалиева в то время известно было далеко за пределами города. Он сам был одержим в работе и таких же ребят подобрал к себе в бригаду. Мы все были очень рады за Рамиза, поскольку вручение этого знамени для любого коллектива в то время было серьёзной оценкой его заслуг и высокой честью.
***
Своим чередом идёт пленум, мы с заведующей орготдела горкома комсомола — Любой Плотниковой сидим в президиуме рядом, потому что нас — девчонок — в этом президиуме всего двое. Остальные — парни. Вот мы и держимся вместе. И она мне шепчет: «Таня, видишь рядом с Володей Шмелёвым, сидит парень. Я тебе про него говорила. Так вот это Володя Шахтин с шахты «Капитальная». Давно его не было видно, видимо, из отпуска вернулся».
Шмелёва Володю я знала хорошо, мы с ним учились в одной школе, жили неподалёку, а с Шахтиным до этого не сталкивалась. (Во время обмена я его не видела, с ним собеседование проводили Басманов или Столяров). Под давлением Любы, потому что она всё шептала мне в ухо: «Смотри, смотри!», разыскала взглядом эту парочку.
Смотрю, а Шахтин весело и настойчиво смотрит мне прямо в глаза. Удивилась. Подумала: «Странно»! Потому что со слов Любаши, у неё с ним намечался роман! «А я-то тут причём?», — подумалось мне, и больше в их сторону смотреть не стала.
Пленум закончился. Рамиз Нургалиев от имени бригады пригласил весь состав бюро горкома в ресторан, чтобы отметить вручение знамени. Идем мы весёлой ватагой, вдруг вижу — рядом со мною шагает тот самый Шахтин. А Любаша идёт со своей сестрой, и ещё с кем-то, впереди. Я ему и говорю:
— Вы, молодой человек, не в ту шеренгу пристроились. На что он мне, довольно жёстко, отвечает:
— Я сам знаю, где мне идти!
Надо же, думаю, какой резкий! И ушла от него к другим ребятам. Пришли в ресторан. Расселись за накрытым длинным столом участка — победителя. От приглашений на танец у меня отбоя нет.
Во время очередного танца, вдруг вижу — сидят за соседним столиком два Владимира — Шмелёв и Шахтин. Причём вид Шахтина, расслабленного от пары рюмок горячительного напитка, уже не такой грозный, к тому же, он почему-то мило мне улыбается. «Фу, думаю, что за наваждение»!
А потом он подходит ко мне, чтобы пригласить на танец. Что делать? Отказать — повода нет. До сих пор помню, что первый наш танец был под слова и музыку Вячеслава Добрынина «Прощай».
Стали танцевать, разговаривать. И что-то такое сразу меня зацепило.
Между нами произошла игра словами и фразами, некий такой словесный пинг-понг, когда партнёр, делая очередной бросок, вдруг обнаруживает, что его удар отбит. И отбит достойно. Таким и был наш первый словесный поединок.
Помню, у меня тогда пронеслось в голове: «Надо же! Какой интересный человек этот Шахтин! Умён, остроумен». А ещё сразу бросились мне в глаза его удивительно мягкая, особенная деликатность, интеллигентность и чертовское обаяние. Устоять перед всем этим было невозможно.
Второй раз я увидела его через несколько месяцев, когда он, по каким-то делам зашёл в горком комсомола. Высокий, стройный, красивый стоял он у окна и смотрел на меня своими завораживающими глазами. И улыбался. Сердце моё дрогнуло. Внешность Шахтина вначале весьма настораживала меня и пугала, красивые мужчины всегда до этого вызывали у меня недоверие. Я опасалась их и старалась держаться подальше, предполагая, что у них непременно присутствует некий нарциссизм, самовлюбленность, самолюбование, чего я никак не воспринимала в представителях мужского пола.
Но я была сражена его обаянием, а главное — почувствовала в нём абсолютно близкого мне человека по духу, общности взглядов, по восприятию мира, по отношению к работе, к друзьям и родным. К тому же я знала, что в шахтёрской лаве слабые духом мужчины не задерживаются. И внешность там значения не имеет.
Мы стали иногда перезваниваться, иногда встречаться. Но когда я уходила от первого мужа, уходила я не к Шахтину, а в неизвестность. Уходила не «к», а «от»…
Признаться, я плохо понимала тогда, что за эту мою смелость и инициативу в разрыве первого брака придётся платить не один и не два года моей будущей жизни. И расплачиваться душевными переживаниями по разным поводам, приходящим со стороны, которые не заставят себя долго ждать.
Но, к счастью, совершенно другой станет моя новая семейная жизнь. Мы, со вторым моим мужем в трудные моменты всегда будем опорой друг другу, преодолевать трудности станем сообща, как два стойких оловянных солдатика спина к спине — будем поддерживать друг друга.
Не удивляйся, читатель, такому сравнению. Подтверждение Вы найдете во второй книге моего повествования, где речь пойдёт о «мужской истории».
Расписались мы с Володей Шахтиным в декабре 1978 года в Бабушкинском загсе города Москвы. Как требовалось тогда по закону, заявление в загс подавали за два месяца до бракосочетания. У нас у обоих совпал отпуск, а мы с мужем любим всякую живность и используем каждую возможность, чтобы обойти ряды птичьего рынка, полюбоваться на собачек и кошек, попугаев и канареек. В тот день мы специально приехали туда купить канарейку. Хотелось, чтобы в долгие зимние месяцы в интинской квартире звучало её дивное пение.
Долго и с удовольствием выбирали птицу, клетку для неё. В Москве стояла осень, было прохладно, и добросердный продавец накрыл клетку с канарейкой простынкой. Накрыл, чтобы птичка не мёрзла и вела себя в клетке тихо.
Вместе с покупкой приехали прямо в загс. Стали заполнять документы, какие-то анкеты…. И тут наша птица, удивив всех, кто был в это время в загсе, потому что в закрытой тканью клетке птички сидят тихо, вдруг стала петь, заливаться, выводить чудные трели. Создала в этом строгом учреждении праздничное настроение. Мы стали смеяться, шутить. В душе промелькнуло — это хороший знак.