Глава 9. Несуразный брак
Работа в комсомоле отвлекала меня от семейной пустоты. Я писала, что с Валерой Миновым мы поженились, когда я училась на последнем курсе Северо-Осетинского университета. А он уже несколько лет работал на шахте «Пионер» после окончания Ленинградского горного института, поскольку был старше меня на пять лет. Инициатива соединить нас узами брака полностью принадлежала его родителям.
Наши мамы работали в одной организации, в 6-8 классах я училась вместе с их племянницей Милой Чугуевой. Миновы хорошо знали нашу семью. И ставку сделали на меня, когда решили вмешаться в весьма разгульную жизнь своего сына. Ему тогда исполнилось уже 27 лет, а он и не думал ничего менять в своей холостой, весёлой жизни.
Расчёт его родителей был, в общем-то, верен: хорошая, симпатичная девушка из семьи со скромным достатком. Значит, запросы будут умеренными. Заканчивает вуз, приедет работать учителем, чем плохо? Да и на девушке «так себе», думаю, Валерий жениться не согласился бы.
Свадьба прошла на широкую ногу. Гостей со стороны жениха набралось больше ста человек, всем было интересно посмотреть, кого в невесты выбрали для Валерия его родители. В то время мало кто из гостей знал меня. В институт после школы я поступила сразу, а замуж выходила, ещё учась на четвёртом курсе. Говорят, что невеста новой родне и гостям понравилась: весёлая, но скромная. И толковый тост произнесла.
Я, и правда, помню до сих пор свои опрометчивые слова, что, дескать, в нашем доме будет много детей. «В каждом углу по ребёночку стоять будет». Совсем дурочкой я была, заявив такое. Потому что тут же, сама лично рождение своих возможных детей и сглазила. Уже потом я узнала, что на свадьбе среди гостей сидели разные люди, в том числе, и несостоявшиеся невесты Валерия. Он, оказывается, был для многих весьма привлекательной партией, а кое-кто, причём моя коллега по школе, когда я там проходила практику, была на тот момент его действующей любовью.
Наивная в тот момент я была безмерно. Более тесно общаться с Валерой мы стали в то время, когда я, учась на 4 курсе, с сентября по ноябрь 1969 года проходила преддипломную практику в своей девятой школе. Естественно, сразу же влилась в компанию молодых учителей. И надо же такому совпадению, одна из этих молодых учительниц, по имени Неля, оказывается, уже давно встречалась с Валерием, ещё до моего прихода в школу на практику и появления меня в планах его родителей. А тут — нате вам! Я появляюсь, как потенциальная невеста.
Видимо, жених рассказал Неле о раскручивающихся в их семье событиях, но скрыл от меня их тесную связь. Узнай я вовремя об этих отношениях, ни за что не встала бы между ними. Более того, мне кажется, что они подходили друг другу и были бы хорошей семейной парой. Но Валерий почему-то не хотел, чтобы я узнала об их связи, поэтому у них возник некий план.
Они решили разыграть сценарий своего «знакомства», используя меня же, для чего Неля пригласила меня к себе в общежитие в гости, где она жила с подружкой. А я туда должна была привести своего жениха с его товарищем, чтобы их всех как бы познакомить. Мне и невдомёк было, что эта четвёрка давно и весьма тесно общается. Раскрылась эта связь чуть позже и как-то очень уж банально.
В ноябре 1969 года, закончив студенческую практику, я уезжаю из Инты на Кавказ заканчивать учёбу на последнем курсе. Провожает меня на поезд мой потенциальный жених. Я ему говорю провокационные слова, что, мол, дескать, понимаю, он — молодой мужчина, со мною пока ничем не связан, так что, если возникнут у него варианты «телесного взаимодействия» с дамами, чтобы себя не сдерживал… И… Ну, вы понимаете.
Говорю совсем не потому, что так и думаю, а, чтобы услышать от него заверения в верности. Жених же мне вдруг отвечает: «Да нет, никого не будет теперь. Вот, если с Нелей только» … Ну, хоть бы промолчал! Я обомлела. И сразу же всё поняла. Потом всю ночь в поезде мне снилось, как Неля парит надо мною хищной птицей и гогочет.
Вот такая странная ситуация. Мне бы уже тогда понять, что это было предупреждение ангелов моих или судьбы моей, чтобы смахнула с себя бесхребетную безмятежность. Признаться, сначала копошился во мне червь сомнения, а то ли я делаю, соглашаясь на совместную жизнь с ненадёжным, способным обманывать человеком. Но прошло несколько месяцев. Острота восприятия его предательства, интриги, в которую они меня вовлекли, притупилась.
Много раз потом в жизни я ловила себя на этой своей терпимости, нежелании обострять ситуацию. А потом — эта ответственность перед моими и его родителями, дело то уже обговорено. Да и подготовка к свадьбе шла полным ходом, а я всегда была девочкой послушной.
Всё вместе это отодвинуло на задний план мои душевные зарубки. Через полгода я приехала на зимние каникулы в Инту, и всё окончательно закрутилось. И с червоточинкой в своей душе я смирилась. А напрасно.
***
Надо сказать, что к женитьбе сына мои первые свёкор со свекровью подготовились основательно, с любовью. Квартира, где должны были жить молодые, была упакована «от и до», обставлена новой немецкой мебелью. Да и подарки на свадьбу были сделаны с умом: немецкая посуда, постельные принадлежности. После свадьбы они своей невестке купили много добротных дорогих вещей. Во всём чувствовалась основательность людей, знающих толк в хороших вещах, имеющих крепкий достаток.
Но и это не спасло наш союз с Валерием от распада. Потому что, к сожалению, этот брак был браком по расчёту. С любовью и огромным желанием он был сконструирован только родительской стороной Валерия. Сам он тогда не испытывал ко мне ничего, кроме чисто мужского любопытства и тщеславия. Невеста много моложе, хороша собой, на хорошем счету ещё со школьной скамьи. Я же соглашалась на это замужество, чтобы вернуться в Инту, где взаимоотношения моих родителей дошли до невозможной черты. И чтобы маме было, куда убегать в ночь от очередного пьяного буйства моего отца. Приезжая на каникулы, я видела, что их совместная жизнь становится просто невыносимой.
Мне бы тогда догадаться, что у каждого человека на этом свете свой путь, и моё подвижничество взаимоотношения моих родителей не изменит. А мою жизнь изломает. Не умея притворяться, не любя, я обрекала свою жизнь на недопустимые между двумя молодыми супругами отношения: фальшь, обман, измены. Что при моей открытости и искренности было смерти подобно. К тому же, откровенно говоря, выходя замуж, и в самом начале нашей семейной жизни я думала, что стерплюсь и слюблюсь… И испытывала к мужу интерес и желание создать хорошую семью.
Но вскоре оказалось, что Валерка продолжает жить своей жизнью: рыбалка, охота — сразу после работы в пятницу и до утра понедельника. Родилась очень хорошенькая, общая любимица дочь, но мне самой изо дня в день приходилось таскать тяжеленую детскую коляску с пятого этажа вниз и наверх, чтобы погулять с ребёнком. Наш муж и отец появлялся дома только с веселой компанией друзей, и чтобы поспать.
Помню, как-то в очередной раз в воскресенье его не было дома, и я поехала с дочкой к родителям. Отец предложил мне, как в детстве, прокатиться с ним на велосипедах по дороге, которая вела до, так называемого, «35-го километра».
Так именуется пристань на берегу реки Косью, где у заядлых интинских рыбаков находятся гаражи, в них хранятся лодки, рыбацкая амуниция и прочее. Рыба в реке тогда водилась редкая: нельма, сиг, хариус. Любовь к рыбалке перешла к Валере по наследству от его отца — Василия Васильевича Минова. Именно там, «на 35-м километре» мой муж частенько и пропадал. Но поехали мы с отцом совсем не потому, что предполагали добраться до этой пристани и его там найти. До «35-го километра»
было весьма не близко. Если ехать по дороге, то только в одну сторону не менее 25 километров. Покатили мы на велосипедах, потому что любили с отцом этот вид спорта с моего глубокого детства, а я поехала ещё от скуки и одиночества.
Едем, добрались до «18 километра» — места, где на берегу реки Инты до сих пор любят семьями отдыхать интинцы. Навстречу нам едут две легковые машины, в них мужчины и женщины.
Отец мне говорит: «А в первой-то Валерка едет».
Машины остановились. И, правда. Выходит из первого «Жигулёнка» мой супруг. Вид виновато — испуганный, неуверенный.
— Куда, — спрашивает нас, — вы едете? Мы отвечаем: — Да вот, решили прокатиться.
— А-а, ну давайте.
Сел в машину и укатил. А у меня осталось неприятное чувство брошенности. Мне показалось странным, что он не посадил меня в машину вместо себя, не пересел на мой велосипед, хорошо понимая, что путь нами преодолён очень большой, и я, скорее всего, устала.
Но интереса к этому мой муж никакого не проявил, в очередной раз, продемонстрировав, полное ко мне равнодушие. По крайней мере, так это выглядело. Потом-то я поняла, что он не хотел, чтобы я увидела эту его кампанию, поскольку, зная всех его друзей, смогла бы безошибочно угадать, что одна из женщин имеет к моему мужу прямое отношение. Вот он и ретировался, дабы не быть разоблачённым.
Постояли мы с отцом, помолчали, в тишине размышляя каждый о только что произошедшей встрече. Папа спрашивает меня: — И куда едем дальше?
— Только вперёд! — ответила я.
И мы поехали дальше, до пристани. Что, повторюсь, далековато. Но я не могла повернуть вслед за моим мужем-предателем. Я должна была двигаться только вперёд. Мне надо было успокоиться, разобраться в своих мыслях. Мой деликатный отец ничего не сказал, не стал меня отговаривать. Просто, молча, ехал на велосипеде рядом.
Так мы с Валерием и жили. У него в поведении, в поступках — никакого интереса ко мне, к ребёнку. Стали доходить слухи, что у него есть женщины. А я, становясь всё более привлекательной для других мужчин, — чувствовала это по взглядам, комплиментам, признаниям, — совершенно не понимала, зачем мне такая, без любви и верности, жизнь. Валерка любил ездить один в отпуск, на какие-то курсы, месяцами отсутствовал дома.
Так прожили мы семь лет. Всё разрешилось после его очередного полугодичного отсутствия, когда они с другом Игорем Гургенидзе учились на каких-то очередных курсах для горных инженеров — руководителей в Свердловске.
Разбирая по возвращении мужа его чемодан, на дне я увидела чёрные металлические женские заколки, которыми сама никогда не пользовалась. Удивилась, но ничего не сказала, всё ещё ничего «такого» не думая. А вечером мы пошли к Игорю и его первой жене Вере в гости. Там по загадочным взглядам наших мужей, бесконечно ставившейся пластинке с песней: «В Вологде, в доме, где резной палисад», я всё поняла. И решение пришло окончательное и бесповоротное.
Вечером, когда мы вернулись домой, впервые произошёл скандал. С усмешкой глядя мне в глаза, муж бросает фразу: «Да кому ты будешь нужна! А вот я женюсь на женщине ещё моложе тебя». Я не смолчала, что-то резкое ответила ему, в результате, он толкнул меня с такой силой, что я отлетела к стеклянной двери кухни, стекло рассыпалось, осколок вонзился мне в плечо.
Продолжать разборки я не стала. Но рукоприкладство Минова поставило окончательную точку в нашем браке. По опыту многих семей, где муж хотя бы один раз поднял на жену руку, я твердо знала, что это будет продолжаться ещё и ещё. Никакие его мольбы о прощении и, возможно, искреннее в такой момент раскаяние — ничто такого мужа уже не удержит. Он переступает в момент удара самого близкого своего человека — жены — психологическую планку и, говоря простым языком, «срывается с катушек». Но не со мною. Жить с таким мужем я не стала бы никогда.
Утром Валерка ушёл на работу, а я собрала свои книги, учительские конспекты, дочуркины игрушки, вещи. Позвонила комсоргу автобазы Валентину Григорьеву, чтобы дал мне грузовую машину; комсоргу техникума, очень хорошей девочке Тане Куракиной (Мартышиной), чтобы помогла мне вещи собрать и перевезти. И съехала с квартиры Минова, теперь уже навсегда.
Жилье, как ни странно, тут же нашлось. В тот день всё складывалось, как никогда легко, одно к другому. Уезжала на работу в Сыктывкар инспектор Интинского городского отдела народного образования Ганова Елизавета Федоровна, она без всяких разговоров вручила мне ключ от своей квартиры. Удивительная женщина, настоящий интеллигент в самом широком смысле этого слова. Низкий ей поклон.
Придя на работу, пошла к своему начальнику — первому секретарю горкома комсомола Володе Басманову — и доложила ему: «Я ушла от мужа». Он был человеком внимательным и хорошо осведомлённым о том, как живут его подчиненные. И не был моралистом. Только и сказал мне: «Должен доложить об этом факте в горком партии». Отвечаю: «Докладывайте».
Через какое-то время вызывает меня к себе в кабинет секретарь горкома партии Тамара Михайловна Гаврилина. Спрашивает: — «Это, правда, что Вы ушли от Минова В.В.? «Да», — отвечаю. Она не стала меня уговаривать, вести долгий, «душещипательный» разговор. Видимо, о том, что семья у нас не складывается, ей было известно. Добавила только: «А Вы понимаете, что ломаете свою партийную карьеру?» На что я ей ответила: «Карьера — дело временное, а впереди целая жизнь!»
Надо же, не растерялась и слова нашлись, будто и не я это говорила, а кто-то во мне — кто много меня умнее. Наверное, это ангел мой был.
В глазах же Тамары Михайловны, ничего не сказавшей мне в ответ на мои дерзкие, в общем-то, слова, прочла я, как ни странно, уважение. К слову, после того разговора с секретарём горкома, ничего в моей профессиональной жизни не изменилось. Я продолжала работать в комсомоле ещё два с половиной года, продолжала получать за свою работу награды и поощрения, в том числе, от горкома партии и от ЦК ВЛКСМ. Отношение ко мне со стороны секретарей горкома партии и других его работников было прежним, уважительным и доброжелательным. А когда через год Елизавета Федоровна Ганова, в квартире которой мы жили, получила в Сыктывкаре жилье, то её интинскую квартиру перезакрепили за мною. Большую помощь в этом оказал второй секретарь горкома партии Денисов Геннадий Терентьевич. И ему низкий поклон.
Мой окончательный уход от Валерия Минова был вторым. Первый раз я уходила от него за год до этого, ушла к маме и прожила у неё больше месяца, пока не вернулся из отпуска отец. Не скрою, своим поступком я хотела дать понять мужу, что у него есть семья, которой необходимо уделять силы и время. Но Валерий так ничего и не понял, ни разу к нам с дочкой не пришёл, ни разу не позвонил мне на работу или в дом моих родителей. Он ни разу не увиделся с Гулей отдельно, не пришёл к ней в детский сад, хотя тот находился в двухстах метрах от нашего с ним дома.
Теперь, с позиции жизнью данной мудрости я понимаю, что, несмотря на то, что мой первый муж был старше меня на пять лет, к семейной жизни он готов не был. К тому же вырос единственным сыном в семье, избалованным, и, несмотря на то, что ему исполнилось к свадьбе 27 лет, в вопросах семьи он был абсолютно инфантилен. Как будто и не было у него никакой семьи.
Удивительно. Потому что жил он в семье очень дружной, домовитой, крепко стоящей на ногах.
***
