Работа в комсомоле – это значимый и очень интересный период. Пять прекрасных лет бесценной школы жизни. В моё время большей солидарности, чем в комсомоле, не было. Отношения зарождались не по принципу «выгодно — не выгодно», а по принципу «нравится — не нравится» и желания принести больше пользы общему делу, тебе доверенному. Подавляющая часть комсомольского актива, с кем мне довелось работать, больше руководствовалась благородными чувствами, нежели рациональным расчётом.
Перебираю старые фотографии. В глаза бросается самая памятная из многих, — на фоне самодельного плаката надпись: «30 лет — это всё-таки мало!». 1978 год. На фото молодые симпатичные лица комсомольского актива города Инты. В центре первого ряда в окружении девчонок сидит Володя Басманов, первый секретарь горкома комсомола. Справа от него сижу я. Именно Володе в тот день исполнилось тридцать лет. И мы, как тогда было принято в организации любого, срочно возникшего дела, чётко, слаженно, организованно, по цепочке «протелеграфировав» друг другу эту новость, решили организовать ему небольшое экспромт-поздравление.
Эта любительская фотография лишь чуть-чуть отражает ту особую атмосферу дружбы, взаимной симпатии и задорного творчества, какой-то особой энергетики, которая отличала именно тот состав комсомольских активистов. А мне было, что и с чем сравнивать за пять лет моего «секретарства». Несомненно, большая заслуга в этом была нашего первого секретаря. Он был заботлив, терпелив, не боялся окружать себя талантливой, яркой молодёжью, радовался нашим успехам. Ему неведома была зависть.
Я вглядываюсь в лица дорогих моему сердцу ребят. Среди них секретари комсомольских предприятий города и работники аппарата горкома комсомола. В верхнем ряду стоят комсорги предприятий — три Александра: первый слева — Саша Аксёнов (Интинская нефте-разведочная экспедиция), шестой слева — Саша Лазарев (шахта «Восточная»), а плакат держит Саша Малафеев, мой одноклассник (шахта «Пионер»), а крайний в верхнем ряду — стоит Женя Есев (шахта «Глубокая»). Третья слева там же — Нина Эртэ (Управление детских дошкольных учреждений). В нижнем ряду вторым слева сидит Женя Савинов — поэт, любимец девчонок (шахта «Капитальная»), рядом — Таня Мартышина (техникум), Галя Шарова (Отдел рабочего снабжения), рядом со мною справа — Валя Огаркова — заворготделом горкома, с нею Зина Сафронова (Горбыткомбинат) и Алла Маменишките (шахта «Интинская»).
В центре второго ряда стоят Анатолий Яковлевич Попов, первый секретарь горкома партии, справа рядом с ним — Геннадий Терентьевич Денисов, второй секретарь, и Феликс Васильевич Лысенко, заворготделом горкома партии. Второй слева в верхнем ряду — Юлий Матвеевич Турков — руководитель городской парткомиссии. Этот состав руководителей городской партийной организации был достоин всяческого уважения, они с доверием и уважением относились и к нам, что тоже было залогом наших успехов.
Этой фотографии 37 лет. Мы ещё не знаем, что ждёт впереди каждого из нас. Мы счастливы и полны надежд. И хотя с того времени прошло много лет, мы, как и тогда, душою вместе, чувствуем и понимаем друг друга. И, по-прежнему, объединяет нас тот особый огонёк, что зажжён был в сердце каждого в те далекие семидесятые годы.
С началом горбачёвской перестройки, особенно в эпоху Бориса Ельцина, на комсомол полились потоки информационной грязи. Как с цепи сорвавшиеся ненавистники всего советского, по команде, стали внушать народу бесполезность и даже вред, который якобы наносила молодёжи и стране работа комсомольских органов в семидесятые годы прошлого века. На основании личного опыта, я никогда не соглашусь с этим надуманным обвинением: поскольку убеждена — комсомол — это на самом деле бесценный опыт жизни среди людей, в коллективе.
В тех же «трелях» чувствовалось подчёркнуто злобное, заказное, какое-то нервозное неприятие не только комсомола, но и всего, чем жила советская страна, на что опиралась идеологически и практически. Походя, подвергалось обструкции, ставилось под сомнение и активно разрушалось всё, что составляло славу, гордость, опору нашего государства. Нам, послевоенному поколению, в полной мере довелось познать, что такое действительно равные права граждан перед законом, бесплатное образование и медицина. А ещё — равные возможности. Требование к нам было только одно — добросовестно работать, не «халтурить», не жить за счёт труда других.
По крайней мере, так было у нас на Крайнем Севере, в постгулаговской Инте. Перекосы были, причём в пользу передовых рабочих: их чаще принимали в партию, давали путёвки на отдых, и зарплата у них, например, в Центральной России, была на порядок выше, чем у специалистов с высшим образованием. Но, повторюсь: в главном мы были равны.
В конце 80-х годов все эти нормы нашей жизни, другие завоевания социализма стали высмеиваться, подаваться в СМИ как вредное явление, которое надо срочно разрушить. Идеологи «перестройки» готовили страну к приходу в нашу действительность капиталистических законов. Комсомол, как организация, построенная на принципах равенства и демократического централизма, воспитывающая у молодёжи активную жизненную позицию на основах другой идеологии, не вписывалась в эту новую программу жизни. Вот почему доставалось комсомолу. Появились грязные фильмы, статьи.
В 1987 году вышел фильм «ЧП районного масштаба» по одноимённой повести молодого писателя Юрия Полякова. Сюжет взят якобы из жизни одного из московских райкомов комсомола. Со слов автора, повесть пролежала четыре года, пока на неё не появился запрос во время горбачёвской перестройки. «ЧП районного масштаба» — скандальный фильм, просмотрев его мы (провинциальный комсомольский актив) были шокированы. Тот фильм не о нашем комсомоле, где мы работали и который знали.
Возможно, автор хотел показать «продвинутый» актив комсомола города Москвы, где, как написал Даниил Гранин в своей книге «Человек не отсюда» (2014 год): «С конца семидесятых годов стала происходить трансформация психологии в рядах высшего партийного руководства страны».
А комсомол всегда был рядом с партией…
Там же Даниил Гранин с горечью пишет: «В конце брежневского периода в партийной номенклатуре сложилась атмосфера растления и действовала всё сильнее, не сдерживаемая сверху. Чего не было при Сталине и Хрущеве. Всё меньше думали о нуждах страны, всё больше — о собственных. Взятки, поборы, вымогательства — всё ширилось по городам и весям, разъедало все сферы служебной жизни. В министерства везли пакеты, ящики, а то и контейнеры. Вопрос «А что я буду с этого иметь?» становился основой решения вопроса для многих работников.
…Процесс шел постепенно. Всё чаще стали говорить о том, что берут взятки за ордер, за обмен, при приёме в институт, за путёвку в санаторий. … Менялось отношение к богатству. Прежнее небрежение к быту, коммунальщина, всё уходило в прошлое, выглядело неудачливостью. …. Люди приспосабливались к этим порядкам мучительно. И не привыкли, и не хотели мириться, они знали от рождения, что никто не может и не должен нарушить великих завоеваний революции».
Отголоски того, о чём пишет Гранин, и что, видимо, действительно происходило в центре страны, начиная с конца 70-х годов, смутно докатывались до нас. Помню, в 1978 году, вернувшись из Москвы, первый секретарь горкома партии Анатолий Яковлевич Попов выступал с отчётом о командировке на партийном собрании аппарата горкома партии, где присутствовали и мы, коммунисты горкома комсомола; а в конце доклада он с удивлением и тревогой сообщил нам, что появилось нечто странное. Что, дескать, одной известной украинской певице (называет фамилию) отдали в личное пользование что-то вроде усадьбы с большим домом на берегу Чёрного Моря. Частная собственность при социализме отсутствовала напрочь, посему новость была действительно из ряда вон, от того мне и запомнилась.
Инта тогда была очень далека от этих новых тенденций. Социализм у нас ещё долго существовал не только в нашем воображении, но фактически. Как я теперь понимаю, это было особенностью северных и сибирских городов. Как покажет время, на юге страны и в азиатских национальных республиках ситуация складывалась по-другому, коммерческие тенденции там проявлялись всегда. А в наш город они придут несколько позже.
Кстати, в октябре 2013 года, спустя 26 лет, Юрий Поляков, автор сценария того фильма, напишет в своей статье (газета «Московский комсомолец») о комсомоле совершенно другие слова: «Комсомол всегда старался не отстать от времени, в своих новых формах откликался на запросы молодёжной жизни, старался соответствовать реальности. И я думаю, что рано или поздно, мы к нему вернёмся. Какой-то, поддержанный государством лидер в молодёжном движении должен быть».
Вот так. Под воздействием картинок новой жизни активный противник комсомола прилюдно расписался в перемене своей точки зрения.
К 95-летию ВЛКСМ газета «Московский комсомолец» (26 октября 2013 года) опубликовала большое интервью Людмилы Швецовой, секретаря ЦК ВЛКСМ в 70-х начале 80-х годов, к слову, начавшей свою комсомольскую биографию в городе Киеве. В каждом слове её воспоминаний о том времени — любовь, уважение, гордость. И боль.
Журналист: — Для Вас ликвидация комсомола была трагедией или отнеслись спокойно: ну, исчез и исчез?
Л.П. Швецова: — Да, это было для меня трагедией. Первично я очень больно пережила распад Советского Союза. Мы потеряли великую страну, налаженную интеграцию в экономике, в гуманитарной сфере, человеческие связи. И авторитет в мире. Изменения, безусловно, были нужны, был и пресловутый «застой». Но путь изменений через развал «до основанья» действительно трагичен.
В революционной буре искали виновных, сносили всё и вся. И начали … с пионерской организации и комсомола. А их некому было отстоять. Последние поколения комсомольских руководителей много рассуждали, не проявляли твёрдости и последовательности, не искали новой модели организации в новых условиях. Зато судьбу собственности, принадлежавшей комсомолу и пионерии, решили, не забыв при этом и себя».
Да. В конце 80-х годов прошлого века комсомол перестал существовать, всесоюзную организацию ликвидировали. Помню, как у нас в Инте горком комсомола передавал свою мебель в школу-интернат, освобождая три кабинета на первом этаже здания горсовета…
Я знаю комсомол в 70-е годы, когда мне пришлось здесь работать: в нашей завьюженной Инте он был очень далёк от проявления «барских, меркантильных, брежневских тенденций».
Секретарь горкома комсомола по школам обязан был охватить всё: работу с активом школьников, с молодыми учителями города, со старшими пионервожатыми школ, организаторами внеклассной и внешкольной работы, с вожатыми-производственниками. Хорошо, что у меня как-то почти сразу всё стало получаться.
Я любила эту работу — она была чрезвычайно многообразна: развивала творчество, дисциплинировала, оттачивала способность достойно организовать любое городское мероприятие и требовала от комсоргов постоянного преодоления очередной планки своих возможностей организатора.
При этом главная забота комсомольского активиста состояла в том, чтобы раскрывать лучшие человеческие качества, таланты, возможности у молодёжи, начиная с октябрятского возраста и вплоть до того момента в жизни, когда комсомолец становился молодым коммунистом.
Чтобы ни говорили о комсомоле его хулители, комсомол был непревзойденной школой подготовки молодёжи к активной, неравнодушной к судьбам людей жизни. А в целом, говоря современным языком, школа комсомола — это ни с чем несравнимая школа менеджмента, то есть, школа управления процессами.
Что мы только ни проводили! Например, военно-патриотические игры «Зарница» и «Орлёнок». Для участия в них горком объединял не только школьные коллективы, причём участия активного, неформального. К играм мы привлекали воинские части, что дислоцировались в нашем Интинском районе, школу ДОСААФ, медицинские учреждения, вожатых-производственников.
Небольшой сюжет. Я тогда уже работала директором школы № 4 в посёлке Первый Горный, расположенной далеко от центра города, но меня там разыскал молодой генерал, получивший назначение на службу то ли в Плисецк, то ли ещё дальше на север. К месту назначения он следовал через Инту и решил увидеть бывшего секретаря горкома Татьяну Минову.
Его появление в парадном генеральском мундире произвело в школе настоящий фурор. Веду урок. Вдруг стук в дверь, и моя секретарша взволнованно говорит: «Татьяна Георгиевна! Вас в приёмной ожидает какой-то важный генерал!».
Таких знакомых не имела, подумалось: «Что-то случилось!». Вижу в приёмной высоченного незнакомца, который радостно бросился мне навстречу. Он меня знает, а я его совершенно не помню.
При этом он начинает говорить: «Раз уж волею обстоятельств я оказался в Инте, то решил навестить Вас, чтобы признаться — до сих пор вспоминаю, как проходили в городе игры «Зарница» и «Орлёнок», и я рад тому, что горком приглашал воинские части, расположенные в городе, участвовать в них. Такой размах, чёткая организация, и как было интересно! Вы меня помните? Я служил тогда старшим лейтенантом в такой-то воинской части?»
Я этого офицера, к своему стыду, так и не узнала. Наверное, подумала, он за эти годы очень вырос. А он, и, правда, вырос — в прямом и в карьерном смысле.
Школу актива, а это была серьёзная учёба, мы проводили не только для вожатых, комсоргов предприятий и вожатых-производственников, но и для старшеклассников. Учили, как планировать, организовывать и проводить мероприятия, детализируя всё на практических занятиях, учили основам философии и психологии. Проводили конкурсы, игры, много пели и читали стихи. Выезжали для обмена опытом на предприятия и в школы.
Жизнь бурлила. Мои школьные комсорги, секретари школьных комсомольских организаций — все стали известными людьми в своей сфере деятельности. Татьяна Куракина-Мартышина, Татьяна Курач, Клава Жомерчук, Юра Красковский и многие другие.
Сегодня Юра Красковский занимается серьёзным бизнесом. А в те годы он был секретарем ученической организации в одной из лучших школ города — школы № 5. Умный, развитый мальчик — один из лучших учащихся в своей школе, он выделялся из среды школьных комсоргов, высказывая особую точку зрения на многие события в нашей кипучей жизни. Один пример.
В 1976 году из Ленинграда в Инту прибыл молодой талантливый балетмейстер Осип Михайлович Катербарг и предложил горкому комсомола провести городской конкурс латиноамериканских танцев с участием всех школ города. Он лично сам брался работать со всеми командами школ, научить пары танцевать.
Идея очень понравилась. Всколыхнуть в нашем — «северном далёко» — новый творческий процесс, научить детей современным танцам было очень заманчиво. Решили привлечь для участия в этом команды старшеклассников городских школ. На овладение «танцевальными пируэтами» отвели первое полугодие учебного года, чтобы конкурс провести в феврале, сразу после зимних каникул, поскольку во втором полугодии старшеклассники, как правило, активно готовятся к экзаменам. По условиям конкурса команда каждой школы представляла три танца, в том числе: танго, румбу и вальс. В общем, всем участникам и организаторам предстояло много работы.
Юра Красковский никак не соглашался с этой идеей. На моих планёрках он настаивал, что это никчемная трата сил и времени. Кстати, секретарей школ мы не привлекали к участию во всех наших мероприятиях, в том числе, и в этом конкурсе, жалели их, так как все они, как правило, хорошо учились, а это требовало дополнительных затрат времени, к тому же, у них и без этого была большая общественная работа. Но идея понравилась любителям танцев среди старшеклассников, они с энтузиазмом начали репетировать. Юре пришлось подчиниться. Венцом наших усилий стал сам конкурс, где раскрылись новые таланты, и возникла потрясающая атмосфера общего восторга у зрителей и у его участников.
Кстати, Осип Михайлович Катербарг обучил в Инте целую плеяду детских пар, великолепно танцующих латиноамериканские танцы. Потом он сформировал танцевальную школу «Ювента», его ученики много раз становились победителями Всероссийских соревнований и за рубежом.
Тот первый конкурс проходил в Центральном Доме Культуры шахтёров. Помню лицо Юры Красковского в тот момент, когда пятьдесят пар — участники конкурса: девочки в парадной школьной форме с белыми бантами и в белых фартучках, а мальчики в чёрных костюмах, парами отделились от колонн зала в ЦДКШ и закружились в великолепном венском вальсе. Если кратко, то на лице Юры в этот момент больше не отражалось упрямое неприятие.
Я убеждена, что именно такие мальчики: умные, упрямые, восприимчивые вырастают яркими личностями. Ничего не знала о нём больше двух десятков лет. Просто верила, что Юра не спасует в это разрушительное время перемен, которое перемололо в нашей стране многое и многих.
И вот однажды, зимой 2005 года, Юра Красковский на персональном поезде, двигаясь по маршруту «Москва-Воркута», прибыл в нашу Инту и сразу же стал разыскивать меня. Ему подсказали, что я работаю в общем отделе администрации города.
Когда Юра вошёл в мой кабинет, я увидела зрелого, уверенного в себе мужчину, совершенно «нового русского». Правда, в первое мгновение на его лице, прочла я некоторое смятение, так как перед ним была далеко не та яркая, молодая, а совсем другая Татьяна Георгиевна, — нынче зябко кутающаяся в пуховый платок. Это смятение, мгновенно испарившееся, не испортило радости от нашей встречи. Более того, у нас состоялся откровенный разговор о прошлом и о настоящем времени, разговор, который могут себе позволить только очень близкие, доверяющие друг другу люди.
А ещё напомнил мне Юра историю, случившуюся в период нашей с ним совместной работы, о которой я совершенно забыла. История же такая.
В его бытность комсоргом школы № 5, один из старшеклассников этой школы, сын влиятельных родителей, стал свидетелем изнасилования старшеклассницы из другого учебного заведения и ничего не сделал, чтобы его предотвратить. Его родители, когда участие их сына в той истории было замято, не придумали ничего лучшего, как «поощрить» того путёвкой в комсомольско-молодёжный лагерь «Орлёнок».
С директором школы они вроде договорились. Оставалось уговорить комсорга школы Юру Красковского поставить свою подпись под решением школьного комитета комсомола о направлении того парня в один из самых известных лагерей страны.
Но тут Юра занял непримиримую позицию. Мы во Всесоюзные лагеря «Артек» и «Орлёнок», как правило, направляли только лучших пионеров и комсомольцев. Шел серьёзный отбор. По крайней мере, именно такая практика использовалась нами в Интинском горкоме комсомола в годы моей работы, поэтому, естественно, Юрина совесть не позволяла ему совершить такое нарушение нашего устава, наших правил. Не мог он согласиться с таким поворотом событий, с такой несправедливостью. «Его сажать надо, а его поощряют!», — возмущался он и не мог с этим примириться.
Надо сказать, я была не в курсе того, что готовили для своего недоросля те родители, используя свое положение. Когда же давление на комсорга школы со стороны взрослых усилилось, Юра пришёл ко мне. Дело осложнялось ещё и тем, что у него самого — выпускной класс, и он, к тому же, шёл на золотую медаль.
«Да, — подумала я, — взрослые товарищи выглядят в этой истории совсем неприлично. Но какой же молодец Юра! Не молчит, пытается бороться с серьёзным противовесом администрации школы! Не боится, не идёт на компромисс, хотя ситуация для него самого опасная — на кону медаль».
Выслушав эту историю, я сразу же приняла решение, что, конечно же, Юру поддержу. При этом наблюдая в ходе разговора за ним, видя, как глубоко ранит его эта несправедливость, и что всё его существо не может мириться с этим безобразием, я подумала: «Верно, что за советом он пришёл в горком комсомола. Хорошо, что доверяет своему комсомольскому вожаку, надеется на поддержку. С другой стороны, — мне было ясно, что для него данная ситуация — важный момент истины. Он прав и ему надо стоять на своём. И ломать его в угоду чьих-то недобросовестных интересов я не буду. Более того, со своей стороны, используя все свои полномочия секретаря горкома, разберусь в этой скользкой ситуации и его подстрахую».
Все эти мысли пронеслись в моей голове, пока я его слушала, но всего говорить ему не стала. При этом твёрдо поддержала его решение отстаивать свою позицию до конца. А в конце разговора, испытывая чувство огромного уважения к этому чистому, справедливому юноше, поднялась из-за стола, пожала ему руку и сказала: — Юра, ты абсолютно прав, и твоя позиция — позиция сильного, честного человека! Стой до конца на своём! Но в жизни ты можешь столкнуться с ещё более жёсткими обстоятельствами. Главное — не пасовать, идти до конца, если ты убеждён в своей правоте. Потому что главное, чтобы не происходило в жизни человека, — это не потерять себя, не менять в угоду обстоятельствам свои убеждения. А мальчик ты честный и умный, так что твои — сердце и голова всегда подскажут верный путь.
«Так вот я, — рассказывал Юра при последней нашей встрече, — всегда помнил тот наш с Вами разговор: и когда меня работы лишали и из партии хотели исключить».
После окончания ленинградского института он был распределён на один из крупнейших заводов Питера, там его заметили, вскоре избрали секретарём парткома. А тут перестройка. Руководители парткомов стали выражать свое возмущение деятельностью ЦК КПСС в тот период. Среди них был и Юра. В результате, прошёл через гонения. «Но именно верность самому себе, своим принципам только укрепили мой путь, помогли сделать серьёзную карьеру. И я всегда хотел, при случае, сказать Вам об этом».
Не скрою, я была тронута этим его признанием, и тем, что он всё ещё помнил меня, своего комсомольского секретаря горкома, с которым часто не соглашался в бытность нашего сотрудничества. И уж тем более была рада, что, оказывается, смогла быть полезной этому замечательному мальчику. Хотя, и не обольщаюсь. И без моих советов, он непременно стал бы лучше многих.