Стачкомы

 «Революции никогда не облегчали бремя тирании. Они лишь перекладывали это бремя с одного плеча на другое».

                         Бернард Шоу

  В ноябре 1989 года меня избрали в народные депутаты Интинского городского совета от территориального округа, где находилась наша школа. К основной, директорской работе, добавились депутатские хлопоты.

 Округ был очень сложным. Основной жилфонд — это барачные дома, которые населялись людьми невысокого достатка, потерявшими всякую надежду получить благоустроенное жилье. Безнадёга порождала у них желание залить её спиртными напитками. А в таких семьях зачастую жили именно наши учащиеся. Став депутатом, я предполагала проблему этих ветхих бараков поднимать перед властью для неотложного поиска решения. Благо, в депутатском корпусе сформировалась целая группа, заинтересованная в том же.

 Чтобы не быть голословной, приведу выводы комиссии, специально созданной в тот год под давлением только что созданных рабочкомов и по заданию первого заместителя председателя Совета Министров РСФСР Л.А. Горшкова, с целью проанализировать состояние барачного фонда города. Утверждена комиссия была председателем Интинского исполкома Александром Павловичем Боровинским, в состав её входили специалисты исполкома, ЖЭКов, члены рабочкома (таковой был создан в ходе июльского митинга 1989 года, о котором я писала выше) и группа депутатов.

 Самое тяжёлое состояние жилья данная комиссия отметила именно в нашем посёлке. Приведу лишь один абзац из текста её заключения:

«В посёлке Первый горный зафиксировано опасных для проживания 66 домов, восемь десяти-квартирных домов находятся в аварийном состоянии. Износ в этих домах составляет 100%. В квартирах провисли потолки, балки перекрытий прогнили, жильцы вынуждены укреплять их подпорками (рудстойками). Полы проваливаются. Под ними стоит вода, а весною эти каркасно-засыпные дома затапливаются паводками, так как из-за подработки шахтами происходит оседание земной поверхности, оседают и дома. Двери и оконные блоки перекошены, не закрываются».

 От себя добавлю, что вода в посёлке была привозная — раз в день; не дай бог пропустить. Отопление в домах — печное. Печи топились углем. От угольной копоти стены, потолки, мебель и прочее, быстро чернели. Меня же, как депутата, помимо проблем посёлка, очень беспокоило техническое состояние здания школы, которое, как и все дома в посёлке, тоже давало осадку. Не говоря уж о других вопросах, которые депутат призван решать в интересах избирателей, оказавших ему доверие.

 Такой посёлок, как наш, в Инте был не один. В целом, та комиссия выявила (читаю по тексту): «Опасных для проживания, аварийных, ветхих домов — 1363, в них проживало 14197 человек».

 На 70 тысяч населения Инты – это немало. Желание рядовых шахтёров обратить внимание власти в Москве на невозможность жить людям на Крайнем Севере в таких неприемлемых условиях, и подтолкнуло их создать Интинский городской рабочий комитет в июле 1989 года, в ходе того митинга. Тогда это было очень своевременное и справедливое требование. Именно рабочком должен был стать рупором и двигателем этой и других городских проблем.

 Почему рабочие апеллировали именно к Москве? Коми АССР и сама была дотационной республикой, а город своими силами полностью решить эту проблему не имел возможности. Так что объединение усилий рабочкома и депутатов городского совета вполне вписывалось «в повестку дня» того времени.

 Справедливости ради надо сказать, что жилья в Инте строилось много, но его всё равно не хватало. Особенно плохо жили рабочие вспомогательных предприятий, потому что шахты и горно-обогатительные фабрики благоустроенное жилье в то время не без проблем, но строили, используя методы подряда, хозспособ и другие. Но в Инту продолжали прибывать люди для работы на угольных и других предприятиях. И благоустроенного жилья, по-прежнему, не хватало.

***

 А в это время в стране полным ходом продолжали идти демократические процессы. Инта — город, который и до этого всегда отличался новаторским, передовым подходом к решению любых вопросов: от добычи угля до обучения и воспитания школьников, легко подхватил эту эстафету.

 Один из первых в республике протестных митингов прошёл в Инте, один из первых в стране рабочий комитет (вскоре получил название — стачечный) на том митинге избрали интинские шахтёры. Создали они его не потому, что жили хуже своих собратьев из других угольных бассейнов. Отнюдь.

 В основном, шахтёры Печорского угольного бассейна были хорошо оплачиваемой частью рабочего класса, прибавки к зарплате в виде «северных» и «регионального коэффициента» давали им преимущества перед шахтёрами из других регионов. Кроме того, труд наших шахтёров стимулировался премиями, а работа предприятий — социалистическими соревнованиями, победители которых также материально поощрялись. Шахтёрский труд — очень тяжелый труд. Хотелось шахтёрам его как-то облегчить? Да!

 А тут появилась надежда решить это через стачкомы. Почему вместо «рабочкомов» появилось такое название — «стачечные комитеты»? Потому что основными формами протестной борьбы с существующей властью в СССР и в нашей глубинке на несколько лет станут митинги и стачки (организованный отказ от работы).

 Подстегиваемое новизной событий в Москве, настроение «соучастия в процессе» захлестнуло тогда в нашем городе очень и очень многих и подтолкнуло к участию в активных действиях во имя перемен, а митинги и создание протестных рабочих органов подтверждало, что интинцы вновь идут в ногу со временем…

 Идут за Москвой, в которой всё «перестраивалось», подражают ей. В Москве на съездах народных депутатов СССР заявляли о проблемах социалистического общества в целом, в Инте на первых митингах были подняты (и, надо сказать, совершенно справедливо) вопросы жилья, отсутствия товаров, другие бытовые проблемы.

 При этом основная часть населения города продолжала жить своей прежней жизнью, за протестным движением наблюдала всего лишь с любопытством, как за каким-то диковинным представлением.

 Интересно другое. Подготовка протестного слоя среди шахтёров, заигрывание Москвы, я не оговорилась, именно Москвы, с отдельными представителями интинских угольных профсоюзов началось несколькими годами раньше.

 В 1986 году, или ещё ранее (точно не помню), группа интинских шахтёров, в том числе, и профлидеров, по рекомендации недавно созданного «Демократического союза» (лицом этой организации стала тогда Валерия Новодворская) была приглашена для консультаций (?!) в Соединенные Штаты Америки. Приехали они оттуда обновленные, загадочные, будто «птицу счастья» им там показали, к тому же, наделили их в Штатах особым дефицитом: новейшей аудио, теле и бытовой техникой.

 Мы бы и знать ничего не знали о той их поездке за рубеж, если бы между теми, кто побывал за океаном, не возник скандал в связи с дележом этого дефицита. Слухи поползли по городу. Будто бы руководитель этой группы забрал себе подаренной техники больше, чем ему полагалось по разнарядке, обделив всем этим «добром» кого-то из своих сотоварищей…

 Но это хоть и показательный случай, но мелочь по сравнению с тем, какую роль вскоре начнет играть только в нашем шахтёрском городе это рабоче-стачечное движение. Роль неутомимых разрушителей.

 Слава Богу, у нас в Инте обойдётся без стрельбы и кровопролития!

 На первый взгляд, тогда казалось, что это движение возникло из недр простого возмущения людей жизнью в бараках на Крайнем Севере и от недостатка разных товаров. Но нет. Последующие события не один раз повторят (с разными вариациями, но все очень похожи) одну и ту же закономерность: любые народные движения имеют, что называется, «и отца и мать», кем-то планируются и управляются. И что этот «кто-то» использует подогретое недовольством своей жизнью «большинство» в своих целях — взять власть и припасть к ресурсам той или иной страны. Вы можете предположить, что этот «кто-то» — шахтёр Иван Петрович Пупкин? Вот и я не могу. Хотя Пупкину поначалу обещали, что народное движение разворачивается во имя «торжества справедливости» и «в интересах всего народа». Увы!

 Базисная суть капиталистического строя, к которому подталкивалось и направлялось грамотной рукой это протестное движение, это обогащение одних за счет эксплуатации других, что никак не предполагает равенство людей и «торжество справедливости ДЛЯ ВСЕХ». И рассуждения иного порядка — обман и самообман.

 Но привлекательная своей новизной энергия протеста (это я опять про стачкомы) была такой захватывающей, что за эмоциями люди и не заметили, как из лозунгов, декларируемых тогда, исчез такой понятный и привычный при социализме принцип — «торжество СОЦИАЛЬНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ». Вскоре «социальная справедливость» сначала была вычеркнута из всех лозунгов, а потом и стёрта из нашей жизни; страна безоглядно рванула в капитализм, и мы вместе с нею.

 Разрушая привычный для нашего народа образ жизни в Советском Союзе, народ обманули не один раз. В СССР, начиная с 80-х годов прошлого века, конечно, требовалось многое изменить, скорректировать. И была такая возможность у руководства нашей страны.

 Но оно эту возможность не использовало. Не захотело. Почему? Одно из объяснений даёт в своей книге «Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса» (издана в 2010 году), журналист Михаил Полторанин. Он пишет, что ещё в период эпохи Леонида Брежнева: «Началось плавное, сначала не очень заметное перерождение «празднолюбивых чиновников» аппарата ЦК КПСС в буржуазию. Своего пика оно достигнет к середине 80-х годов». (Тогда-то и началась горбачёвская перестройка).

 «Стремление представителей высшего эшелона страны к обуржуазиванию, — считает Полторанин, — главная причина того, что страна в короткие сроки распрощалась с социализмом и легализовала желание определенной части партийно-номенклатурной элиты стать в нашей стране современными буржуа: банкирами, владельцами «заводов, дворцов и пароходов».

 В подтверждение — ещё один тезис из этой книги: «С конца 1986 года удивительная продуманность стала прослеживаться в экономических шагах кремлёвских властей. И их разрушительная последовательность».

 Далее журналист детально описывает эти разрушительные процессы, происходящие в высших эшелонах страны и, как следствие, в нашей экономике. Не созидательные, а именно разрушительные.

 Наблюдения Михаила Полторанина тем интересны, что он сам был непосредственным свидетелем, а какое-то время и участником событий, названных в мировой истории «перестройкой Горбачёва» и «эпохой Ельцина».

***

 Вернусь к порождению перестройки — стачечным комитетам. Состав их был пёстрым: шахтёры, строители, представители школ и детских садов, даже пенсионеры. Главное, чтобы человек был боевитым и смелым, умел говорить. Интересно, что среди стачкомовцев не было рабочих из числа передовиков производства. К такому всплеску активности передовики относились с недоверием, считали, что не словами, а делом надо доказывать свою гражданскую позицию, то есть хорошо работать.

 В среду стачкомов в нашей провинциальной Инте пришли также те, кто по итогам последней войны был привезен сюда не по доброй воле с Западной Украины, из Прибалтики, отбывал в своё время в лагерях Инты срок. Пришли их дети, оказалось, что они с детства заточены на отмщение советской власти в СССР. Откровенное проявление этих настроений стало неожиданным, казалось, что все мы в городе, как говорится, из «одного детского садика».

Что по факту и было, потому что «разграничения» жителей и «ограничения» в правах (термины из книги Любови Малофеевской) закончились в Инте почти сразу после закрытия в городе лагерей, то есть в 1956 году. И для всех детей послевоенного времени у нас в городе открывались равные возможности для самореализации.

 Из этических соображений не называю фамилии интинцев, родители которых сидели в Интинском Гулаге, и которых я знала лично ещё со школьной скамьи. Став взрослыми, многие из них получили высшее образование, вернулись в Инту, добросовестно работали, были назначены на высокие должности, стали в городе уважаемыми людьми. Примеров много. Но никуда не деться, видимо, от «генетической памяти».

 Прибилось к этим комитетам много людей эмоциональных, обиженных, нереализованных. А этот фон скандала, «свары» был как раз очень актуален. Власть надо было растормошить и напугать так, чтобы зашевелилась. А далее и свалить её.

 Для этого-то они — стачкомы — были и нужны кому-то в Москве, с её подачи были созданы, причём созданы очень быстро почти на всех крупных предприятиях, например, в нашем городе.

 Так уж случилось, что многие события в моей трудовой биографии конца 80-х — начала 90-х годов тесно переплетутся с деятельностью этих революционных структур, и мне придётся не один раз упоминать их.

 Повторюсь, название «рабоч-стачком» в таком словосочетании долго не продержится. Сначала отвалится термин «рабочком», потому что изменится тактика борьбы со старой властью. На смену невнятных функций рабочкомов придёт ясное и конкретное стачечное движение.

 Закончится эта его функция, стачкомы сбросят с себя революционное название и начнут действовать под благовидной вывеской «шахтёрские профсоюзы». Но суть практически не изменится. Они отныне будут служить новой власти. Сначала активно помогая Горбачёву расшатать советскую власть, потом Борису Ельцину к власти прийти, а потом преданно новой власти служить и встраиваться в неё.

 Где они сегодня, в середине второго десятилетия 21-го века, эти наши грозные шахтёрские профсоюзы, в мае 1989 года, поднявшие на дыбу чуть ли не всю железнодорожную магистраль страны? Раскрутившие тогда, так называемую «рельсовую войну», последствиями которой стали дефолт, и были приняты законы РФ, ограничившие деятельность профсоюзов в отстаивании прав рабочего класса.

 К слову, оказывается, ещё Владимир Даль в своём словаре о стачке писал: «Стачка — круговая порука в нечистом деле».