Мало на то надобно смысла, чтобы что опорочить.
Екатерина Великая
Наступил 2000-й год. Двадцатый век безвозвратно уходил в историю…
Несмотря на поражение своих представителей в ходе городских выборов, шахта «Западная» продолжала работать в плановом режиме: добывала уголь, осуществляла переходы в новые лавы, проходчики осваивали анкерные крепления…
Правда, уже чувствовалось, что вокруг шахты что-то происходит, идёт пока какая-то невнятная, но всё более ощутимая «возня» …
Так бывает перед бурей. Небо насупилось, потемнело. Оно уже не такое ясное. Природа подозрительно притихла, всё вокруг затаилось, замерло – и ветер и звуки…
Только где-то далеко громыхнёт что-то, тревожа душу…
И опять томительная тишина…
22 июня 1998 года республиканская прокуратура возбудила уголовное дело против компании «Интауголь», но из всего состава её генеральных директоров, что накопили долги за последние пять лет, прокуратуру интересует только Владимир Шахтин; и дело начинает набирать обороты именно против него.
Напомню, что его травля через СМИ следователем прокуратуры Николаем Гилем началась неожиданно, когда Ильич ещё работал в «ИУ». Он ещё не вернулся из московской командировки во время «рельсовой войны», «выбивая» деньги для шахтёров, а следователь уже давал те самые интервью республиканскому радио («О «делишках» угольных «генералов» в «ИУ»), намекая в них на Шахтина. Вслед за этим и две сыктывкарские газеты напечатали статьи похожего содержания, повторив всё те же «размышления» следователя, о чём я упоминала выше.
Разумеется, вернувшись из командировки, Владимир Ильич возмутился и сразу же на авторов всех этих СМИ и следователя в судебные органы подал иски – «О защите чести, достоинства и деловой репутации».
О том, что та атака республиканских СМИ имела заказной характер, невольно признавал в своей статье и журналист В. Голосов (газета «Трибуна»), воспроизведя дословно слова Николая Гиля, который с поражающей непосредственностью рассказывал журналистам:
«Средства для командировочных и на иные расходы для работы над этим делом выделены главой РК – Ю.А. Губернаторовым специальным распоряжением».
А в интервью республиканскому радио Гиль был ещё более откровенен:
«Денег у нас в прокуратуре нет, как вы знаете, все мы бедные. Глава республики Коми сам практически заинтересован в исходе этого дела. И он очень сильно нам помог, выделил большущие денежные средства для того, чтобы дело было успешно расследовано. Я думаю, что мы оправдаем доверие Главы Республики».
И это «доверие» следователь очень старался оправдать…
Правда, в статье журналиста Голосова звучало сомнение, что это «дело» дойдёт до суда, а в действиях В. Шахтина найдут состав преступления, но следователь Гиль состав преступления довольно быстро «нашёл».
В своём очередном интервью по радио (задача-то – сформировать нужное общественное мнение, а радио – это самое действенное средство; напомню, что тогда по утрам, перед работой его слушала вся республика) Николай Рудольфович Гиль «доступно» объяснил, как ему это удалось:
«Предприятие говорит, что не может выплатить налоги, пока полностью не закрыло зарплату работникам. Госналоговая инспекция заявляет, что тут нет состава преступления. Но тогда получается, что руководитель и бухгалтер, если их вовремя не платят, то уклоняются от уплаты налогов «иным способом».
Но теперь другое дело… Следователь – главная фигура в этом случае, он единственный, кто отвечает за правильность применения закона!»
Вот такая тарабарщина. В нормальных условиях это заявление можно было бы принять за шутку. Но слова эти произносит человек, облечённый полномочиями республиканского следователя прокуратуры по «особо важным делам».
«Иной способ» уклонения от налогов стал поистине универсальной находкой Гиля.
Это ведь был период, когда новая налоговая система в стране только формировалась, а предприятия не полностью платили налоги, потому что платить их было не из чего! В правительстве РФ это понимали. Не случайно пленум Верховного суда (27 июня 1998 года) уже дал специальное разъяснение понятию «иной способ уплаты налогов», подчеркнув, что выплата зарплаты работникам любого предприятия имеет приоритет перед уплатой налогов государству, потому что тогда она (зарплата) из-за сокращения предприятиям господдержки задерживалась повсеместно. Но сколь важны эти пояснения, если ты персонально выполняешь заказ главного человека в республике!
Что же инкриминировал Николай Рудольфович Гиль Владимиру Ильичу Шахтину?
Воспользуюсь материалами адвоката – Галины Александровны Мишиной. Она тщательно, внимательно изучая вслед за следователем один документ за другим, разбиралась в обстоятельствах этого дела больше года. Приведу несколько тезисов из её интервью интинской газете «Новый канал», опубликованного 26 июля 2000 года.
«Я убеждена, что предъявленное обвинение является незаконным и необоснованным. Дважды мною направлялись ходатайства на имя прокурора Республики Коми о прекращении этого уголовного дела. После чего оно прекращено не было, хотя действия обвиняемого всё-таки переквалифицированы с «обвинения его в мошенничестве и злоупотреблении полномочиями» на «присвоение и растрату». Но и это не верно, поскольку следствие незаконно вменяет ему в вину суммы заработной платы, которая выплачивалась работникам «Западной» из средств, полученных шахтой за поставленный потребителям уголь.
Шахтина пытаются обвинять за «уклонение от уплаты налогов и страховых взносов за период с 1994 по 27 июня 1998 года, когда уголовная ответственность за это не случайно ещё не предусматривалась. Тогда резко сокращалась господдержка, и важнее было выплачивать шахтёрам зарплату. Что и делало руководство шахты! Государство эту ситуацию понимало и принимало.
Незаконно Шахтину вменены и суммы за период с 14 мая 1997 по 3 ноября 1998 года, когда гендиректором шахты был Ю.П. Потловатый. Незаконность подтверждается ещё и тем, что Потловатый, не желая брать на себя (гендиректора) персональную ответственность, предусмотрительно издал приказ о том, что деньги шахтёрам будут выплачиваться только после решения специальной Комиссии по трудовым спорам, куда, кроме администрации, входили представители профкома и трудового коллектива. Так что решение о выплате, в первую очередь зарплаты, а не налогов, было коллегиальным.
Абсурдность обвинения строилась ещё и на том, что Шахтину в дело «подшили» документы, которые к нему вообще никакого отношения не имели, так как были подписаны то Потловатовым (на шахте), то Баскаковым (в компании).
Пытались его обвинить и в уклонении от уплаты налогов с 4 ноября 1998 года по 31 декабря 1999 года, когда он вернулся на шахту. Но факты говорили, что шахта не уклонялась тогда от уплаты налогов, ежемесячно перечисляя их в бюджетные и внебюджетные фонды. Не в полном объёме (в связи с тем, что господдержка данному предприятию резко упала), но перечисляла!
Когда же обвинения в «мошенничестве» и «злоупотреблении служебным положением» (неуплата налогов и страховых взносов «иным способом» в Пенсионный и в другие государственные внебюджетные фонды) отпали, как совсем уж недоказуемые, – вместо них появилось новое обвинение – «в присвоении и растрате шахтных средств».
«Присвоил» же и «растратил», по мнению следствия, гендиректор, в основном, средства, уходившие на социальную сферу: на мебель для шахтной столовой и стадиона, на Дом культуры и базу отдыха. При этом в сумму присвоенных денег следователь внёс балансовую стоимость объектов, построенных еще в начале 50-х годов, когда обвиняемый ходил в московский детский сад и не подозревал о существовании города Инта. И расходы шахты в 70-е годы, когда Шахтин работал совсем на другом предприятии – на шахте «Капитальная».
Вот такие выводы, излагая кратко, сделала адвокат Галина Мишина. А далее в своем интервью она подчеркнула, что, судя по документам, которые сотнями прошли через неё, её подзащитный, как мало кто из руководителей в Инте, в последние, трудные для угольщиков годы, старался платить зарплату людям, не наращивая, а сокращая задолженность. При этом создавал инфраструктуру, строил для шахтёров в городе и за его пределами жильё, технически перевооружал шахту. Всё это подтверждено десятками документов, реальными зданиями и переселёнными шахтерскими семьями.
И тогда журналист задаёт ей вопрос:
– Получается, что именно это ему и пытаются «вменить», чтобы неповадно было выбиваться из общего ряда? А то торчит, как бельмо на глазу, мешает руководить «по-новому»?
– Не исключено. Судя по тому, как шло следствие, из-за чего мне неоднократно пришлось подавать ходатайства об отводе данного следователя; да и по многим другим моментам…
Отдельно в деле был выделен период работы Владимира Шахтина в компании «Интауголь». Это и понятно. Заказчиками того уголовного преследования, кроме Алексея Делягина, были руководители и ряда крупных предприятий в составе «ИУ», те – кого Шахтин отлучил от продажи угольных ресурсов. Фамилии не называю. В своё время это были весьма уважаемые в городе хозяйственники, давно руководившие своими предприятиями. Кого-то из них сегодня уже и в живых нет. А, главное, поначалу поддержав раскручивание того уголовного «маховика», потом, когда положение угольной отрасли в Инте стало резко ухудшаться, они и сами ужаснулись, наблюдая результаты того, что в итоге получилось.
Но, к сожалению, в «новейшей истории» России подобные уголовные преследования какого-нибудь успешного руководителя или бизнесмена, когда стоит цель – отобрать у него руководство предприятием или сам бизнес, – всё ещё встречаются часто. Отработана даже методика искусной «трансформации» достоинств менеджера (бизнесмена) и его вполне законную деятельность, в, так называемые, «правонарушения».
Шахтин стал в России одним из первых руководителей, на судьбе которого, во-первых, ПОКАЗАТЕЛЬНО продемонстрировали, что несговорчивым, успешным, САМОСТОЯТЕЛЬНЫМ – не место в зарождающейся спайке власти и бизнеса. А, во-вторых, в ходе этого «дела» отрабатывалась появившаяся тогда целая СИСТЕМА устранения конкурентов при помощи правоохранительных органов. Хотя, справедливости ради, надо признать, что в начале 2000-х годов и в судах, и в прокуратуре простому гражданину ещё вполне можно было рассчитывать на защиту закона.
Что же ещё было в претензиях следователя? Например, абсурдное обвинение, что Шахтин, работая гендиректором, «принудил» ДВАДЦАТЬ ОДНОГО руководителя предприятий (входивших тогда в состав «ИУ»), подписать Агентский договор с компанией «Интауголь» … «с целью обмана и хищения». Николай Гиль категорически не захотел принять во внимание, что цель того договора – отсечь от сбыта интинского угля сотни посредников, «круживших» до этого над Интой. И что решение объединить сбыт угля принималось за два года до прихода в «ИУ» Шахтина, и в «деле» присутствовал протокол Правления АО «Интауголь» от 2 января 1996 года, в котором зафиксировано требование акционеров: «В АО «Интауголь» необходима централизация сбыта угольных ресурсов».
К тому же тот Агентский договор был составлен абсолютно в соответствии с правовыми нормами российского законодательства того периода. Да и разве можно «принудить» двадцать одного грамотного руководителя сделать что-то незаконно?
Но следователя и это не остановило. Почему? Ответ прост: тот договор поставил последнюю точку в деятельности АО «Интауглесбыт» (руководитель А. Делягин)? И прямая заинтересованность Делягиных в уголовном преследовании Шахтина становилась всё более очевидной. Вот почему не смутил следователя и тот факт, что к документам дела приобщались итоги проверки компанией «Росуголь» от 26 мая 1997 года (Шахтин только что приступил к работе в «ИУ»), где указывалось, что «кредиторская задолженность «Углесбыта» перед шахтами и горно-обогатительными фабриками составляет 285 миллиардов 828 миллионов рублей». Только перед железной дорогой долг достигал 140 миллиардов. Ну, не платил Алексей Делягин железнодорожникам, и все тут!.. Документы о его проделках тоже были в уголовном деле Шахтина.
Эти люди просто уверены были в своей безнаказанности.
Приведу последний тезис из интервью Галины Мишиной. «Кстати, я не исключаю, что если «дело Шахтина» дойдёт до суда, то через определенное время документы этого уголовного дела, касаемые «Интаугля», будут уничтожены, а среди них много таких, что к делу лично В.И. Шахтина никакого отношения не имеют».
В этом «заказном» процессе Галина Александровна дважды во время проведения допросов, буквально, спасала Ильича от взятия его под арест прямо из кабинета следователя. Хотя никаких оснований для ареста не было. Хорошо, что допросы проходили в здании республиканской прокуратуры, и в тот момент на рабочем месте находилось её руководство, тут же отменявшее инициативу своего сверх ретивого следователя.
Арестовать Шахтина и препроводить его в «кутузку» – это, похоже, было задумано Лёшей Делягиным. Он бдительно следил за тем, как идет «дело». Не раз звонил следователю в кабинет именно в те моменты, когда на допросе там находился Шахтин.
В тот год мы с мужем почти не расставались. Предвидели, что произойти может всякое. Помню, летим из Москвы на самолёте, приземлились в Сыктывкаре. Вижу в иллюминатор, что к нашему трапу подъезжает «УАЗИК», из него выходят люди в форме, поднимаются к самолёту. Сердце моё замерло.
Володе не говорю. Наблюдаю за машиной. Проходит минут десять. По трапу из самолёта к машине вынесли, наконец-то, какие-то мешки, и она уехала. А меня стала бить нервная дрожь. Еле успокоилась…