29 сентября 2000 года – случилась страшная беда – пожар в лаве № 809 на добычном участке № 2. Возгорание произошло как раз на том участке, который после нескольких месяцев монтажа новой лавы в эти первые сутки должен был дать полный объём суточной добычи угля – свои первые три тысячи тонн. И далее начать, наконец, полноценную работу…
Летом 2000 года шахта переживала сложный период перехода двух добычных участков сразу в две новые лавы. В работе оставался только участок №8 Павла Сергеевича Одемлюка.
На то, чтобы переход новых лав произошёл по графику, работало практически всё предприятие, но кто знаком с профессией шахтёров, тот знает, какой это порой нечеловеческий труд: сначала демонтировать оборудование, а потом перетащить его на новое место работы. Вес одной такой секции не менее тонны. А переход в новую лаву проходил летом, людей не хватало, многие в отпусках…
Немаловажное значение имело и то, что на втором участке работало много горняков с недавно закрытой шахты «Глубокая». «Западная» ещё не стала для них родным предприятием. Проявлялся в их отношении к работе душок формализма, психология временщиков.
Вот как объяснял мне эту ситуацию в то время заместитель главного инженера по технике безопасности и охране труда Владимир Георгиевич Ермаков:
– Нормально работающий добычной участок на любой шахте обязательно имеет надёжно сбитый костяк из грамотных специалистов. Но всегда там есть и другие «работяги», с особой, как говорится, жизненной хваткой. В период стабильной работы участка в лаве на добыче – работают все. В это время зарплата нормальная (от автора: самая высокая зарплата на шахтах – у добычников), работа не чрезмерная физически, поскольку, в основном, она механизирована. Но когда наступает момент демонтажных работ и период перехода в другую лаву, резко возникает доля ручного труда, который не приносит удовлетворения, ни морального, ни материального.
Тот самый надёжный костяк – те, кто сжился с участком, кто прошёл здесь и хорошее, и плохое, и для кого распорядок работы участка – это образ жизни, продолжают работать в обычном режиме. Те же, кто пришёл недавно, да за большими деньгами, в этих условиях любыми путями выискивают возможности на период монтажа куда-нибудь исчезнуть… Чтобы не заниматься этим чёрным, неблагодарным делом. Не результат работы, а деньги получить – вот их приоритет.
Так или иначе, но сдачу этой лавы ждали работники не только второго участка, ждала вся шахта. Ждала несколько месяцев. И вдруг пожар!
Журналист городской газеты «Новый Канал» Сергей Яблоновский в статье «Странное возгорание» вот как описывал то событие. Чтобы передать все детали того трагического дня, статью привожу почти полностью.
«Официальной версии случившегося пока нет. Причина возгорания должна быть установлена специально созданной комиссией. К работе подключились ФСБ и прокуратура. Будет ли найдена истинная причина возгорания – пока неизвестно. Одно ясно – пожар сделает своё разрушительное дело. Предварительно высказывается ряд версий, одна из них: возможно, произошёл вывал пород кровли, при падении которой повредился бронированный кабель, что и стало причиной возгорания.
Хотя среди горняков шахты бытует и другое мнение: кому-то очень невыгодно было, чтобы заработал добычной участок № 2, уголь которого позволил бы предприятию выйти из финансовых проблем.
О том, что на этом участке произошло возгорание, стало известно в 22 часа 30 минут. Исполняющий обязанности начальника участка Александр Старцев, узнав о происшедшем, добежал из города до шахты напрямую через лес за 15 минут. Быстрее, чем прибыли машины ВГСЧ (горноспасатели). О чём с удивлением рассказывал мне на следующий день диспетчер шахты.
Да и что удивляться! Только-только стала раскручиваться лава этого участка, уже дали накануне первую пробную тонну долгожданного угля – и тут такое несчастье!
Чтобы понять, что же произошло в лаве, как идёт тушение огня и каковы могут быть последствия этой аварии, я встретился с горняками на следующее же утро. Определенно назвать причину случившегося не смог никто. Непосредственно к месту возгорания подойти невозможно. Все, с кем я разговаривал, отвечали осторожно.
Основная версия, которую называют официально – «вывал» горной массы из кровли. Она, дескать, повредила проходящий здесь кабель, от чего, возможно, и появилась искра, а как следствие – загорелась деревянная затяжка кровли. Предполагают также, что вывал горной массы попал на ленту транспортёра. Возможно, она и загорелась. Хотя это странно, потому что ленты по техническим характеристикам – не горючие. «Странно и то», – говорил мне исполняющий обязанности директора по производству Котёлкин Николай Николаевич, что возгорание произошло на линейном участке ленты, где не могло возгореться. Да и крепь чаще всего заваливается в наклонных выработках».
Александр Старцев о качестве выработки обронил:
– Выработка как выработка, стоит третий год. Мы с подобными – не одну лаву отрабатывали. Так что никаких претензий к ней не было, особенно в этом районе.
По свидетельству Евгения Александрова, заместителя генерального директора по производственному контролю, который был в тот же день на этой выработке:
– Нарушений там не было…
Такие вот мнения высказывали разные специалисты шахты.
Николай Прожижко – горный мастер той смены, один из первых почувствовал запах дыма в конвейерном штреке. А до этого, спустившись на смену в лаву, он в предвкушении начала «большой стружки» расставил людей по местам, проверил конвейерную линию, маслёнки…
В 21 час 40 минут позвонил диспетчер:
– Когда поедете?
Он ему ответил:
– Минут через 5-10.
И пошёл вдоль энергопоезда посмотреть, как там приборы, проверить маслостанцию, уровень эмульсии…
Рассказывал он мне, а в глазах – удивление и непонимание, как же так могло случиться? Они были настроены на хорошую работу, планировали снять в эту смену не меньше стружки…Поэтому-то он так тщательно, с особым удовольствием проверял всё, чтобы, не дай Бог, могло помешать началу работы.
Но вернувшись обратно к сопряжению, Николай почувствовал запах резины, который с каждой минутой усиливался. Подбежал к телефону, тот уже не работал – выбило энергию. Побежал к комбайну, к ребятам. Крикнул:
– Одевайте спасатели, и бегите вперед, – к нашим!..
К горнякам, которые в других местах участка работали. Чтобы о задымлении предупредить…
А сам бегом назад, выяснить, что же случилось? Добежал до вентиляционных дверей, открыл их и понял – дым идёт отсюда.
– Бегу обратно вверх, к другому телефону, потому что главная теперь у меня мысль – предупредить диспетчера. Когда добежал до него, было уже 22-30.
Пока мы разговаривали с горным мастером, в нарядную участка подошли те, кто был с ним вчера в ту смену. По выражению их лиц видно, что они еле сдерживаются от крепкого мужского мата, на лицах – злоба, недоумение. Они говорили:
– Только раскрутились, поехали!.. Но не хотел, видимо, кто-то, чтобы наш участок начал работать в полную силу!
Мнение, что есть что-то «нечистое» в этом возгорании, я услышал в те дни не раз. Многие обратили внимание на ряд странных совпадений. В том числе на то, что авария произошла, буквально, через несколько часов после того, как временный управляющий Александр Гладков на встрече с коллективом обнадёжил людей, заявив, что «Программа финансового оздоровления шахты, предложенная ЕЁ специалистами, вполне жизнеспособна». И что, по его мнению, «шахта в результате «оздоровления» имеет полное право сохранить самостоятельность. Дело только в одном – коллектив должен хорошо работать».
Не исключено, что слова Гладкова кого-то не устроили. Вот и надо было, как выразился один горняк:
– Пятак бросить, чтобы перевес был!
Вспоминают люди и историю на воркутинской шахте «Воргашорская». Авария там произошла при таком же странном стечении обстоятельств…
А вот мнение и Александра Боброва, начальника седьмого проходческого участка, который вёл здесь два года назад проходку:
– Непонятно, почему возгорание произошло там, где даже приводов ленты нет. От чего ж она могла загореться? К тому же место осматривали, буквально, накануне – и всё было нормально. А место это находится совсем близко от людского прохода, рядом – канатная дорога и в пяти минутах ходьбы – людской ствол (от автора: по нему «ходит» клеть для подъёма горняков на поверхность). Причём в этом месте штрека горняки второго участка работы не ведут, так что свидетелей здесь не найти. Но какой-то хлопок там люди слышали!
«НК»: Говорят, что, возможно, это был шум от падения кровли?
Бобров:
– Говорят разное. Например, что на приводных барабанах второго привода оборваны лепестки… Кто их оборвал? И что, вероятно, горело на приводе, но тогда прогорела бы футеровка барабана, а она цела, хотя барабаны сгорели. Получается, что очаг был за перемычкой, а вернулся к приводу? Не понимаю, как это может быть? Ни одного меня, всех специалистов шахты удивляет и другое – как могло за столь короткое время произойти обрушение крепи на протяжении почти 80 метров?..»
Вот такая статья Сергея Яблоновского по горячим следам.
Для тушения возгорания на шахту прибыло два отряда горноспасателей: кроме интинского, к борьбе с пожаром приступил отряд и из Воркуты. Пожар они тушили долго и основательно, как будто тянули время, хотя шахтерам «Западной» казалось, что тушить-то там уже и нечего.
От того среди шахтёров всё шире распространялась версия о поджоге. Что, дескать, кому-то приплатили тысяч пять «зеленых» … Для бизнеса – это немного, а для шахтёра – деньги немалые. Стали припоминать, что в июле, в отсутствие генерального директора Владимира Шахтина неожиданно на шахту приезжал мэр города Гафик Валерьевич Ужов, попросился даже спуститься в лаву, причем именно второго участка. Приезд его удивил, потому что «Западную» за все годы своего мэрства он посещениями не баловал. Его встретил главный инженер шахты Виктор Викентьевич Буянов и сопроводил в шахту.
– А в лаве, – судачили мужики, – он мог увидеть кого-то из своих бывших сослуживцев по шахте «Глубокая», которых на втором участке работало немало. А потом – всего лишь дело техники: с кем-нибудь из них договориться пролить горючее в нужный час, в нужном месте…
Так рассуждали шахтёры.
Специалист шахтного отдела информации спрашивала:
– А как же этот горняк потом в глаза своим ребятам смотреть будет?
– А никак. Он сразу же, наверняка, уволился, да уехал из города подальше.
Разговаривали мы и с кадровиками:
– Увольнялся кто-нибудь в эти дни из тех, кто пришел на второй участок с шахты «Глубокая»?
– Увольнялись, да не один. И не только они, но и наши тоже. За всеми не уследишь, да и команды отследить это дело не было…
Тогда казалось, что эта авария выбила шахту из колеи всего на три недели. На самом деле – на долгих полгода. Только 30 марта 2001 года Государственная комиссия примет в эксплуатацию лаву № 809. Убытки от последствий пожара и её восстановления составят 90 миллионов 658 тысяч рублей. Хорошо, что обошлось без человеческих жертв.
Пишу эти строки, а перед глазами лица горняков, с кем пришлось встречаться в те тяжелые дни. Как живут они сегодня? Как сложились их судьбы, когда нет самой шахты? И так хочется верить, что всё у них, по-божески, хорошо!