Глава 11. Вера в моей жизни

 Отношение к вере в Господа Иисуса Христа для меня дело очень интимное, сокровенное. Не то, чтобы писать, стараюсь даже не говорить об этом всуе.

 Долгие годы я, как продукт своего поколения, была очень далека от православия, знания канонов православной церкви. Ничего не слышала о причастии и исповедании грехов.

 Хотя о том, что Бог есть, узнала, а точнее физически прочувствовала уже в первом классе. Помню, прибежав из школы, стала я с упоением пересказывать бабушке Тане, она в это время кормила меня обедом, что, мол, Анна Михайловна, моя первая учительница, сегодня рассказывала нам, что Бога нет. Что разговоры про него — всё это выдумки. И мы, школьники, если хотим быть настоящими октябрятами, а потом пионерами и так далее, должны быть атеистами.

 Бабушка возражала мне, не громко, но твёрдо повторяя, что «Бог есть», что я, глупая, ничего ещё в жизни не понимаю. В ответ я горячо спорила, в азарте раскачиваясь на табурете. И вдруг табурет опрокидывает меня назад, я падаю навзничь, со всего маха ударяясь затылком о дубовый платяной шкаф, стоящий сзади. Удар головой был такой силы, что я испугалась, вскочила с пола, совершенно ошарашенная, корчась от боли и потирая затылок. В этот момент бабушка наклоняется к моему уху и тихо-тихо произносит: «Я же говорила тебе, что Бог есть, вот он тебя за богохульные твои речи и наказал».

 Эту «затрещину» от Боженьки я запомнила на всю жизнь. Потом мне пришлось преподавать историю, обществоведение и политологию ученикам разного возраста, вести политзанятия среди учителей, быть секретарём горкомов партии и комсомола, но никогда и нигде я не позволяла себе быть однозначной, непримиримой атеисткой.

 К тому же, я всегда чувствовала в своей жизни присутствие этой доброй и заботливой силы, которая приходила ко мне на помощь всякий раз, когда я уже почти полностью отчаивалась. Казалось, уже всё — тупик. И вдруг всё резко и благополучно менялось. Торжествовала справедливость. Сейчас, спустя много лет, мне кажется, что это и Пелагиюшка, моя тётушка, тоже помогала мне своими молитвами.

 Ещё одна вера — вера в добро всегда живёт во мне. Живёт какая-то генетическая уверенность, что торжество только за добром и что оно сильнее зла. А зло — категория временная, обречённая быть побеждённой не сегодня, так завтра.

 И ещё. То ли сложилось это под влиянием русских сказок, то ли передалось от мамы, но угол зрения у меня настроен именно так: пытаюсь понять мотив поступков, оправдать действия тех, кто проявлял ко мне (и не только) «недружественное» отношение. Случалась и так, что понять-то человека в его малоприятном поступке можно, а вот принять его злой выпад в этот момент не получается.

 Проходило время и всё вставало на свои места: кто-то находил в себе силы признаться, что погорячился, не так понял меня или себя в тех или иных обстоятельствах, когда наносил мне «удары», а кому-то на его злобу — «силы зла» начинали преподносить уже свои уроки…

 Чем дольше живу, тем чаще это наблюдаю.

 Да и сложные перипетии в моей жизни складывались не случайно: это давались мне жизненные уроки, чтобы я изменила себя и, возможно, даже больше — течение своей жизни. Готовили, чтобы стала крепче духом, мудрее, терпимее.

 Мой отец, на которого, по словам мамы, я во многом похожа, не сумел выстоять под давлением жизненных обстоятельств, стал выпивать. И таким банальным способом не только не защитил себя, но и сделал нетерпимой жизнь всей семьи. Для меня так и осталось загадкой, почему он — умный человек, более того, медик, два десятка лет, проработавший в психоневрологическом отделении городской больницы, где ежедневно видел изнанку последствий алкоголизма, не смог взять себя в руки и изменить так бессмысленно уходящую жизнь. Умер он в 55 лет от инсульта. Меня от уныния, отчаяния спасали любимая работа и эта самая вера в добро. К тому же, судьба непременно подкидывала решение той или иной проблемы.

 Это не значит, что я отрицаю присутствие в жизни человеческой злобы, зависти, даже ненависти. Есть это всё… Всполохи разочарований, неудовлетворённости, уныния пришли ко мне в пору, когда я ушла из секретарей горкома комсомола, ушла в тот момент, когда достигла статуса уважаемого в городе и в республике комсомольского лидера. И это не бахвальство.

 Ушла я в школу, не готовя, так называемого «отхода», как это предусмотрительно делали некоторые мои коллеги, ожидая освобождения руководящих должностей в партийной номенклатуре или на производстве. Ушла я из горкома комсомола рядовым организатором внеклассной и внешкольной работы как-то вдруг.

***

 Наступало очередное первое сентября 1979 года. Шла подготовка к городскому Дню знаний, много лет мы проводили его на центральной городской площади торжественно, парадно. Участвовали все учебные заведения города. Проблем в его организации никаких, так как все детали давно отработаны.

 Накануне праздника на рабочие совещания ко мне в кабинет приходили завучи, старшие пионервожатые, комсорги школ. Все после отпуска, отдохнувшие, полные творческих планов, они так «вкусно» рассказывали о своих школах, что я вдруг затосковала. Мне так захотелось туда — в педагогический коллектив, к детям… В гущу событий школьной жизни.

 А ещё 28 августа 1979 года мне исполнился 31 год, пребывание в комсомоле уставом ограничивалось возрастными рамками — от 14 до 28 лет. На секретарей горкома эти ограничения не распространялись, главное работать «во благо» … Но я человек дисциплины и решила для себя: пора и честь знать!

Так что, приехав накануне из отпуска, огляделась я вокруг себя в горкоме комсомола и, с сожалением, ясно увидела, что со мною работает уже совсем другая команда; Басманов Володя и Столяров Юра за год-два до этого выехали на учёбу в Высшую партийную школу в город Ленинград. На смену им пришли другие люди.

 Непонятно, каким ветром занесло в Инту Сергея Россочинского, внука какого-то крупного работника из Госплана СССР. Москвич, общительный, видный парень. Но Сергей, став первым секретарем горкома комсомола Инты, не сумел сохранить традиции, заложенные в деятельность интинского комсомола его предшественниками, первыми секретарями Алексеем Разуваевым, Анатолием Юдачевым, Владимиром Басмановым. Да и, в целом, дело для него оказалось абсолютно новым, и на этой работе он долго не задержался. У нас сложились хорошие отношения, но работать с ним было неинтересно.

 В горкоме партии сказали: «Вот подготовите себе замену, подберёте достойную кандидатуру, тогда посмотрим». Как назло, в тот момент лучших моих кадров по разным обстоятельствам в городе не было.

 Отряд старших вожатых школ города был тогда на загляденье. Все, как на подбор, — яркие, интересные, замечательные профессионалы, одна лучше другой. Нина Викторовна Маевская (школа № 9) за свои заслуги была признана лучшей пионервожатой города, и стала участницей первого Всесоюзного слёта вожатых школ в Москве. Мудрые, с большим опытом работы Таисия Павловна Храмцова (школа № 1) и Муза Валерьевна Самсонова (школа № 2). Молодая, пока неопытная, но такая старательная — Ольга Андреевна Овчарова. Заменить же меня на посту секретаря горкома по объективным причинам могла бы только Мария Григорьевна Пукайло.

 Человек — огонёк, искрящаяся, доброжелательная, она всегда была полна новых идей и планов. И, что ценно, умела их замечательно претворять в жизнь. Очень любила детей. Умела находить общий язык со всеми в учительском и детском коллективах. Не так давно её назначили организатором внеклассной и внешкольной работы в школу-интернат № 7. Она имела высшее педагогическое образование.

 В тот печальный августовский день они с мужем на своей машине ехали на железнодорожную станцию Инта встречать детишек интерната, возвращающихся из летнего лагеря отдыха. Какая-то легковая машина неожиданно выскочила прямо на них. Муж дал по тормозам, и Маша, сидевшая рядом с ним на переднем сиденье (ремней в машинах тогда не было), пробив переднее стекло, вылетела вперед на дорогу. Смерть была мгновенной. Остались любящий, совершенно оглушенный нелепым «уходом» Маши муж, и маленький Русланчик, сын-дошкольник.

 Я вернулась из отпуска в Инту, когда Маши уже не было в живых. Сказать, что её смерть меня потрясла — это ничего не сказать. Маша Пукайло была очень хорошим человеком, самой перспективной старшей пионервожатой.

 В резерве на этот пост рассматривалась Татьяна Ильинична Куракина, комсорг техникума. Стройная, красивая девушка, прекрасный организатор, дотошная и справедливая, она была душой студентов техникума. Но, незадолго до этого Таня вышла замуж за Юрия Ивановича Мартышина, инструктора обкома комсомола, ушла в декрет и выехала с мужем по месту его назначения на работу в Троицко-Печорский район Коми республики.

 Незадолго до моего ухода, в горком комсомола заглянула недавняя выпускница филфака Сыктывкарского пединститута Екатерина Дмитриевна Груздева. Ещё в институте она вышла замуж за интинца Льва Владимировича Груздева, по окончании института они с мужем приехали в Инту, и она искала работу.

 Ей повезло. Высшее образование, коми — представитель титульной нации, замужем, имеет дочь. И далее… «нигде не замешана, нигде не привлекалась». Анкетные данные вполне. Времени на дотошные узнавания человека не было, а я, как одержимая, торопилась в школу. В горкоме партии пять раз заворачивали эту кандидатуру, но потом сдались. Екатерине Груздевой я оставляла бесценную документацию: сценарии всех городских мероприятий, какие проводились в то время, планы мероприятий на все периоды жизни и даже, концептуально, на пятилетку и, главное, — подготовленный актив. Я была уверена, что этого достаточно.

 Нарушила главный принцип подбора кадров — не увидела человека в деле. Потом-то Екатерина Груздева, отработает на месте секретаря горкома комсомола тоже пять лет и многому научится. Но человек она другой – суховатый, канцелярского типа; старый актив принимал её трудно.

 Поняла я это только в 2004 году, спустя 25 лет, на похоронах Музы Валерьевны Самсоновой, смерть которой впервые вновь объединила нас — тот дружный, незабываемый коллектив единомышленников. Увидев рядом со мною Екатерину Дмитриевну, с ней тогда мы вместе работали в администрации города и подъехали к месту сбора, Таисия Павловна Храмцова, всегда сдержанная, рыдая, вдруг бросилась ко мне, обняла и с горечью высказала: «Татьяна, что же ты тогда сделала, так внезапно оставила нас, не подготовила, не предупредила! О нас то, ты почему не подумала»? Откровение это меня обескуражило.

 Но жизнь есть жизнь. Идёт смена поколений, изменить этот порядок невозможно.

***