В 1963 году мы закончили восьмилетку; самые лучшие из нас пошли учиться в девятые классы средней школы № 9. Две трети ребят направились работать на предприятия города (одновременно учиться в школы рабочей молодёжи) или поступили в Интинский индустриальный техникум. А кто-то навсегда уехал из Инты.
Сначала мы учились на первом этаже школы № 5, потому что здание нашей школы в то время ещё только достраивалось в самом центре новой улицы Горького. По перспективному плану городского строительства предполагалось, что эта улица, став центральной, свяжет две главные площади: площадь Комсомольскую и имени Ленина.
Расположение в центре накладывало на девятую школу особую ответственность, она просто «обречена» была стать центральной школой города, что и произойдёт: её здание будет архитектурным украшением улицы, а сама школа на долгие годы — лучшим образовательным учреждением в Инте и в республике Коми.
А тогда, в 1964 году, строительство «девятой» только что завершилось, и её здание стояло на улице Горького последним. Слева от парадного входа и напротив его — домов не было, вокруг простиралась тундра; в ней жители близлежащих кварталов в августе и в сентябре собирали северную ягоду — морошку и грибы.
Именно в те годы Инта строилась очень быстро, поднимались целые кварталы красивых пятиэтажных домов, украшенных разнообразными «узорами» из кирпичной кладки. Одинаковых домов не было. Их уникальностью был очарован Булат Окуджава, побывав в семидесятые годы в Инте и сложив об этом строки: «Строитель, возведи мне дом… по чертежам своей души… от всей души рисуя» ….
Такая кладка из кирпича была изобретением группы местных архитекторов из ПечорНИИпроекта во главе с Борисом Николаевичем Аленцевым. Благо, что кирпич уже имелся свой. Незадолго до этого в Инте построили кирпичный завод. Интинский кирпич имеет специфические золотые оттенки, и дома под лучами восходящего солнца приобретают праздничный вид.
Так что, начиная с 60-х, и особенно, в годы расцвета Инты — в 70-80 годы — наш город станет одним из красивейших городов на Северо-Западе Европейской части СССР, потому что, несмотря на суровый климат, будет уютным, очень зелёным, ухоженным, благоустроенным и чистым. В этом участвовал весь город. Каждую весну и осень всё население Инты, в том числе, и мы, школьники, высаживали во дворах домов и вдоль быстро строящихся в то время улиц, саженцы, любовно доставляемые из леса рабочими Интинского горкомхоза.
Возглавлял Городское коммунальное хозяйство в те годы Генрих Иванович Высоцкий, замечательный мастер своего дела. При нём Инта не раз получала переходящие знамена, как самый чистый и зелёный город на севере СССР. Генрих Иванович отбывал здесь свой срок, его реабилитировали, но он решил из города не выезжать, и вложил в его развитие много сил и здоровья.
***
Учёба в школе № 9 — это огромная удача в моей жизни. Тем более что учиться в ней мне посчастливилось в то время, когда она была единственной в городе школой второй ступени, и обучались здесь только старшеклассники — ученики с 9 по 11-й классы. Поступить сюда было не так-то просто: в 9-й класс брали ребят только с хорошими аттестатами. В результате, под одной крышей, в одном коллективе собирались тогда, что называется, «сливки» ученического общества из всех школ города, это и определяло особые принципы обучения, творчества, духовности. Представьте эту атмосферу, когда в школе — только ученики старших классов! Лучшие мальчики и девочки города! Сколько талантливых, умных, пытливых, красивых лиц!
А учителя? Они работали с нами, как со студентами, широко используя институтские методы обучения: уроки читались как двухчасовые лекции, за знания спрашивали со всей строгостью: пятерку получить было практически невозможно. Знания же давались бесценные. Хотя коллектив учителей был очень молодым.
Основателю школы, Андрею Антоновичу Виктору, в Городском отделе народного образования был дан карт-бланш: набрать в школах города в свой новый коллектив тех молодых специалистов, которых он сочтёт нужным. И надо отдать должное Андрею Антоновичу — разглядеть перспективных молодых учителей он сумел блестяще. В результате, в те годы им был сформирован высокообразованный, грамотно организованный, умный педагогический коллектив единомышленников.
Нельзя сбросить со счетов и то обстоятельство, что из педагогического института города Сыктывкара — столицы Коми АССР, в города республики по распределению направлялись только самые лучшие выпускники, хорошо зарекомендовавшие себя в учёбе и общественной работе. Мне рассказывала Кашина Валентина Александровна, мой классный руководитель, а в 80-е годы директор девятой школы, что распределиться в город, а их (городов) в республике всего семь, да ещё в шахтёрскую Инту – для выпускников сыктывкарских вузов тогда было большой удачей. Так что, приступив к работе, эти молодые учителя были готовы выкладываться полностью.
***
Прошли десятки лет, но я хорошо помню уроки литературы Леды Михайловны Кипрушевой. Её мягкий голос был всегда чуть-чуть взволнован от предвкушения прочесть нам вслух выдержки из выбранного ею нового текста или поделиться мыслями о содержании, только что напечатанного в одном из популярных тогда журналах («Новый мир», «Иностранная Литература», «Юность»), — нового романа, поэмы или эссе.
И как-то особенно изящно, без нажима, но увлекательно и захватывающе, она уводила нас в мир тех произведений, которые требовалось знать по школьной программе. Её волнение передавалось нам, как и желание обязательно прочитать ЭТО самостоятельно. Когда сегодня слышу из уст современных молодых людей, что читать роман «Война и мир» Льва Толстого, дескать, они не стали по причине большого объёма произведения, понимаю — им просто не повезло с учителем литературы.
Без высокопарных слов Леда Михайловна говорила с нами о высоком предназначении человека, и, порой, о проявлении его низменных инстинктов, как бы готовя нас к тому, что в жизни есть место всякому. И что мы должны быть к этому готовы, относясь ко всему терпимо и великодушно, потому что «не человеку дано право судить поступки других». Тогда смысла этих слов я ещё не понимала.
Помню, работая вместе с Ледой Михайловной уже как коллега, однажды на перемене я делилась с нею о неправильном, на мой взгляд, поступке кого-то из учителей (уже не помню кого и по какому поводу). При этом всё восклицала, что говорю абсолютную правду. И была обескуражена её репликой: «Правда, она, Танечка, у каждого своя. Захотеть услышать, понять чужую правду, вот в чём главная трудность человека».
Уже давно нет Леды Михайловны, но слова эти не раз возникали в моей памяти. Как и выражение: «Хороший тон находится нотой ниже» или горьковское: «Жалость — скверная милостыня». А ещё: «Ум не в том, чтобы сказать «умное», а в том, чтобы не сказать глупость и не совершить её».
***
Мой драгоценный наставник Эмилия Михайловна Коткова — учитель истории и обществоведения. Потом завуч, директор девятой школы. Этому мудрому, глубокому человеку я безмерно благодарна за многое. За науку объёмно, графически «видеть» исторические явления, за обучение анализу и сопоставлению фактов для того, чтобы понять, как будут дальше развиваться события. А основы знаний по философии, переданные ею тогда, в далёкие 60-е годы нам, учащимся всего лишь средней школы, не были «перекрыты» большей глубиной содержания потом в университете, где я училась, и на множестве специальных курсов, на которых побывала в статусе педагогического и общественного работника.
Каждый урок Эмилии Михайловны завораживал безукоризненной логикой причинно-следственных связей того или иного исторического явления. Я знаю многих учителей истории, которые просто пересказывают ученикам исторические события, требуют их конспектировать. Хорошо, если учитель умелый рассказчик. Но чаще во время такого урока ученики скучают, недоумевают: «Не проще ли прочесть всё в учебнике».
У Эмилии Михайловны два урока по 45 минут пролетали как одно мгновение. А когда звучал звонок, не хотелось расходиться. В ходе урока она часто не отходила от доски. Быстро-быстро, по ходу лекции, рисовала на ней мелом или прикрепляла заранее заготовленные схемы, где ход исторического события или явления был представлен образно, с указанием дат, опорных слов этого события. В результате, у нас, учеников, в это время начинали активно работать зрительная и смысловая память.
Эмилия Михайловна сама была искренним патриотом страны и нас готовила любить и уважать нашу Родину. Учила разбираться в мировых событиях, и, как следствие, уметь видеть тенденции к переменам. Дотошно в деталях она наглядно на схемах показывала нам структуру государственного управления в разных странах и, конечно же, в первую очередь, в СССР. При этом её речь была предельно выверенной, грамотной, каждая фраза продуманной, отточенной. Ничего лишнего. Потому что она не считала возможным отвлекаться от сути того материала, который тщательно готовила для нас накануне.
И мы невольно пропитывались системой её мышления. Она давала нам глубокие, бесценные знания, учила нас думать. Уже в институте конспекты моих школьных тетрадок по истории и обществоведению с удовольствием просматривали однокурсники, и потом, по их собственному признанию, продолжали использовать в своей работе, став преподавателями в школах и даже в институтах.
А ещё я безмерно благодарна Эмилии Михайловне за выбор профессии: как и она, я стала учителем истории и обществоведения. Мы уважали Эмилию и побаивались, потому что она с нами не позволяла себе никаких вольностей, шуток, всегда была предельно сдержанна, сосредоточена. Потому что нацелена была передать нам в ходе урока как можно больше важного материала. Только благодаря Эмилии Михайловне я поступила в институт с первого раза.
Потом она возьмет меня на преддипломную практику в девятую школу, а после окончания института — на работу учителем истории. Это будет знаком большого доверия ко мне и надеждой, что я продолжу её дело. Конспекты моих первых уроков мы будем составлять у неё дома, куда я по вечерам после работы стану бегать.
Мне — неловко, я понимаю, что обязанности завуча школы за день изматывают Эмилию, но она настаивала, это было её решение — помочь мне во что бы то ни стало. Она будет ходить почти на все мои уроки, чтобы посмотреть результат наших с ней вечерних подготовок. И шлифовать, шлифовать моё мастерство. Я уже падаю с ног, ничего не хочу, а она с присущим ей упорством продолжает «лепить» из меня хорошего учителя.
Позже меня призовут на работу в горком комсомола, а спустя три года, Эмилия Михайловна — уже директор школы № 9 — станет вновь и вновь приглашать меня вернуться в родной коллектив, чтобы подготовить в моём лице себе замену. Но я уже буду полна планов, идей и обязательств, связанных с комсомольской работой. И в тот момент в школу не вернусь.
В начале восьмидесятых годов Эмилия Михайловна уедет к себе на родину, в город Сыктывкар; я же, приезжая туда, при всякой возможности буду забегать к ней в школу, где она работала завучем, или к ней домой. И всегда она встречала меня с неподдельной радостью.
Жизнь потом внесет свои коррективы в мою профессию.
Абсолютно изменится страна. То, что до середины восьмидесятых годов считалось в СССР «происками буржуазии», плотно войдёт в нашу жизнь, диктуя господство абсолютно других, противоположных ценностей, ломая старые (советские) принципы отношений между людьми, разрушая души, загоняя совестливых людей в тупик; ломая экономику, промышленность, структуры власти.
При очередном потрясении в стране я буду вспоминать Эмилию Михайловну и мысленно разговаривать с нею: на заре романтизма перестройки — не соглашаться, а после нескольких государственных переворотов, когда капитализм станет господствовать в нашей, ещё недавно социалистической стране, буду всё чаще убеждаться, каким мудрым школьным учителем истории и обществоведения наградила меня судьба. И как она была права, рассказывая нам в конце 60-х годов на своих уроках, каково оно — истинное лицо капиталистического строя.
Но при встречах с Эмилией я так и не позволю себе свои мысли высказывать вслух. Слишком велики были моё уважение и бережная любовь к ней.
***
Валентина Александровна Кашина. В те годы наш классный руководитель и замечательный учитель математики. Её уроки алгебры и геометрии вспоминаются до сих пор, хотя я стала «гуманитарием». Потому что они тоже, как песня, «звучали» точно, изящно, были органичны и убедительны.
Когда мы учились в 10 классе, Валентина Александровна уходила в декретный отпуск. Вместо неё к нам пришла учитель математики совсем другого уровня. В ходе урока она больше отвлекалась на другие темы, в результате, знания 10-го класса по математике, что называется, «просвистели» мимо нас. Вернувшись к нам в 11-м классе, Валентина Александровна схватилась за голову. И была вынуждена в срочном порядке наверстывать упущенный материал целого года. Занималась она с нами истово, самозабвенно. А поскольку человек она талантливый, уважительно-требовательный, то сумела фактически проработать с нами программу двух лет обучения за один год и вложить нужные знания в наши головы. В итоге экзамены мы все сдали очень неплохо. А «горе-учительницу» в школе больше не видели.
Но не только за полученные знания в области математических наук уважаем мы нашего классного руководителя. Безмерная благодарность ей за умение очень быстро «связать» в единый дружный коллектив нас, мальчишек и девчонок, пришедших из разных школ города. Именно наш класс «Б» стал в школе основателем целого ряда различных «демократических» экспериментов: клуба старшеклассников «Ассоль», построенном на полном нашем самоуправлении, цикла диспутов «Поговорим начистоту». Мы активно помогали при строительстве здания школы, были организаторами многих школьных мероприятий. Не случайно одноклассники Наташа Шабовта и Таня Логинова, вернувшись после окончания вузов, вскоре будут избраны членами бюро горкома комсомола, а Валерий Прудников и Саша Малафеев возглавят комсомольский актив шахты «Пионер».
***
С особым теплом и уважением вспоминаем мы, выпускники девятой школы, Ивана Михайловича Матвеева, второго директора школы и нашего учителя физики. Кроме многих достоинств, у него было удивительное чувство юмора и терпимость к шалостям наших мальчиков.
Такой пример. В одиннадцатом классе на переменах, чтобы размяться, наши парни играли в очень популярную тогда игру: кто-то один из них становился спиной к остальной группе, и его задачей было –угадать, кто с силой ударил его по плечу, и, резко развернувшись, дать тому сдачи. В какой-то момент мимо, резвящихся на перемене одиннадцатиклассников, проходит Иван Михайлович. Подойдя близко к группе, он получает неожиданно резкий удар по лицу. Парнишка, быстро развернувшись, не успевает увидеть среди мальчишек директора…
Все обомлели. Возникла тягостная пауза. А что Иван Михайлович?
Он только и сказал: «Ну, вы даёте!». И пошёл дальше.
Вот оно — высшее проявление педагогической и человеческой мудрости. Спасибо ему и как учителю. До сих пор помогают мне в быту растолкованные на его уроках действия законов физики. Как помогают и знания химии, что давала нам беспокойный, искренний, неповторимый учитель — Харитонова Альбина Васильевна.
А что же ученики? Мы учились, в основном, хорошо. Причём, успевали всё: и общественной работой активно заниматься и с увлечением учиться. Если в девятом классе ещё позволяли себе шалости, сбегая все вместе с уроков в кино, причём, выпрыгивая из окна класса, поскольку в этом был особый кураж (занятия проходили на первом этаже), то в 10-11-х классах была бесконечная учёба. Раньше двух часов ночи я лично спать не ложилась. И знания в итоге получила такие, что сразу же после окончания школы поступила на исторический факультет Северо-Осетинского пединститута, попала в первую десятку поступивших (никому не известная там девочка), преодолев конкурс 15 человек на место.
В 1966 году нас выпускалось из девятой школы одновременно 10 выпускных классов. Заканчивался эксперимент в народном образовании СССР о создании в стране школ второй ступени. После нашего ухода девятая становилась обыкновенной школой-десятилеткой. Всего в то время в Инте было сформировано 7 таких школ.
Мы уходили во взрослую жизнь, подавляющее число ребят решило поступать в высшие учебные заведения. Вот тут-то и пригодилось всё то, чему и как учили нас наши учителя.
На вступительном экзамене по истории, раскрывая объективные и субъективные предпосылки первой русской революции 1905-1907 годов, мой ответ вызвал у приёмной комиссии исторического факультета (пединститута Северной Осетии) чрезвычайное удивление и интерес к городу и к школе: «Где Вас этому обучили?» — (вопрос комиссии).
А ведь мой рассказ во время экзамена — абсолютная заслуга Эмилии Михайловны. Она так раскрывала данную тему на своих уроках. Как оказалось, потом, никому из моих однокурсников именно в таком контексте предпосылки трёх русских революций начала 20 века никто из школьных учителей истории не преподавал.
И ещё. Моя учёба в школе № 9 пришлась на 60-ые годы, когда многое в жизни страны нашими учителями и обществом после эпохи сталинизма оценивалось по-новому. Ушёл в прошлое гулаговский дух Инты, мир нашей школы был абсолютно далёк от него. Мы были свободны, смелы, дружны, великодушны.
И дух этой свободы, веры в благородство, чистоту человеческих побуждений, настоящую дружбу навсегда поразил нас в самое сердце. И, буквально, «впечатался» в моё представление о том, что в жизни, как в русских сказках, добро всегда сильнее и обязательно побеждает зло.
Эта убежденность и станет определять потом многие мои будущие поступки. Пессимист назовёт это убеждение глупостью, далёким от реалий жизни романтическим заблуждением. Но я — оптимист.